Ференц Лист - Мария Залесская

Вагнер всё-таки сумел оценить благородство Листа, и без того много сделавшего для него. В письме от 5 декабря читаем: «Любезный друг мой Лист! Видит Бог, чем больше я думаю о своем будущем, тем глубже сознаю, какого друга я имею в твоем лице. При всём различии наших индивидуальностей всё более и более чувствую ту редкую привязанность, ту доброту, которую ты лелеешь по отношению ко мне, если, не считаясь со многими моими особенностями, без сомнения, несимпатичными для тебя, ты один — из всех моих друзей — оказываешь мне самое деятельное внимание. В этом ты настоящий поэт, с полною незаинтересованностью воспринимающий каждое явление жизни, во всей его правде, именно таким, каким оно представляется по существу»[401].

Лист не принадлежал себе ни до трагического 1849 года, ни после. Воистину, в его жизни com-passion заменила passion — самоотверженная любовь.

Лист планировал совершить в январе 1850 года поездку в Париж, где он должен был дирижировать увертюрой к вагнеровскому «Тангейзеру». Присутствие автора на концерте считалось обязательным. Но, несмотря на все усилия Листа, обещанное Вагнеру исполнение увертюры так и не состоялось. Не состоялась и их встреча…

Тем временем в Веймар к Листу приехал Иоахим Рафф, который стал исполнять при нем обязанности секретаря и помощника, не забывая и о собственном творчестве. Лист же был всецело занят подготовкой к первому исполнению своей законченной еще в прошлом году симфонической поэмы «Что слышно на горе», а также репетициями оперы Глюка «Ифигения в Авлиде» в редакции Вагнера, выбранной им для исполнения в день рождения великой герцогини Марии Павловны. Не последнюю роль в выборе сыграло то обстоятельство, что Вагнеру как автору новой редакции при постановке полагался гонорар.

В конце февраля симфоническая поэма «Что слышно на горе» впервые прозвучала под управлением Листа. (Впоследствии Лист трижды переделывал это произведение; первое исполнение последней редакции прошло 7 января 1857 года.)

С началом весны Лист приступил к подготовке торжеств по случаю открытия в Веймаре памятника «третьему веймарскому великану» — Гердеру[402], приуроченного к дню его рождения — 25 августа. Автором памятника стал австрийский скульптор Людвиг Шаллер (Schaller, 1804–1865). Лист задумал написать увертюру и восемь хоров к драме Гердера «Освобожденный Прометей» (1802).

Он получил от Вагнера из Парижа партитуру «Лоэнгрина» и письмо, датированное 21 апреля: «…Друг мой, я только что просмотрел несколько страниц партитуры „Лоэнгрина“ — вообще говоря, я не перечитываю никогда моих работ. Меня охватило невыразимо страстное желание увидеть эту вещь на сцене. Взываю к твоему сердцу. Поставь „Лоэнгрина“! Ты единственный человек, к которому обращаюсь с этой просьбой. Никому, кроме тебя, я не мог бы доверить осуществления этого дела. Но тебе поручаю его с полным и радостным спокойствием. Поставь, где хочешь, всё равно, хотя бы только в одном Веймаре! Уверен, что ты создашь все возможные и необходимые для этого средства и никаких препятствий не встретишь. Поставь „Лоэнгрина“! Пусть его рождение в мире будет делом твоих рук!.. Беллони (он поселился в Париже. — М. З.) сказал, что ты должен получить для меня за партитуру „Ифигении“ еще 500 франков. Если тебе это удастся, отошли деньги по адресу Беллони… Прощай, мой дорогой друг и брат!.. Не забывай твоего верного и благодарного Рихарда Вагнера»[403].

Лист тотчас взялся за дело. «Поверь, — писал он другу в июле, — что ты неизменно очень близок моему сердцу. Твоего „Лоэнгрина“ мы исполним в условиях самых исключительных и наиболее благоприятных с точки зрения успеха. Интендантство предоставило для этой цели 2000 талеров, чего в Веймаре на памяти людей еще не случалось. Не забыли мы и о прессе… Все участники — сплошной энтузиазм. Число скрипок мы увеличили с 16 до 18, бас-кларнет уже купили; из сущности и оттенков музыки ничто не будет потеряно; я взял на себя репетиции с фортепьяно, хором и оркестром… Думаю, не стоит и говорить, что мы не выпустили из музыки ни одного такта и, насколько хватит наших сил, поставим твою оперу на сцене во всей ее красе»[404].

Вагнер ответил горячей благодарностью: «Вот что я должен сказать: ты настоящий друг! Ничего другого не скажу, так как если теоретически я и всегда считал мужскую дружбу благороднейшей и возвышеннейшей формой человеческих отношений, то сейчас ты облек живою плотью мое воззрение на этот предмет. Ты один показал не только моему уму, но и моим чувствам, моему осязанию, что такое настоящий друг. Не благодарю тебя, потому что за это ты должен благодарить сам себя и радоваться, что ты именно такой, а не другой. Возвышенно иметь друга, но еще возвышенней быть другом самому. То обстоятельство, что я нашел такого человека, как ты, не только отрешило меня от страданий, связанных с изгнанием из Германии, но и стало для меня истинным счастьем, ибо сам я не мог бы извлечь для себя из Германии столько, сколько извлек из нее ты. Но для этого нужно быть тобою! Не могу писать тебе хвалу. Когда мы с тобой увидимся, скажу тебе ее живым словом. Одно только меня беспокоит: что ради меня ты забываешь сам себя. А вернуть тебе то, что ты теряешь, я не могу. Итак, если ты поставишь „Лоэнгрина“ с полным удовлетворением, то приготовлю для тебя и „Зигфрида“ — только для тебя и только для Веймара. Еще два дня назад я не поверил бы, что приду к такому решению. Вот чем я тебе обязан!.. Под твоим крылом мне так же хорошо, как ребенку под крылом матери. Но чем, кроме благодарности и любви, я могу ответить тебе за всё? Будь здоров! И позволь горячо прижать тебя к сердцу облагодетельствованного тобой друга Рихарда Вагнера»[405].

Август 1850 года был для Листа наполнен работой. 24-го числа начался трехдневный Гердеровский фестиваль. В этот день Лист представил веймарской публике свою увертюру «Прометей». (Впоследствии композитор переработал ее в пятую симфоническую поэму «Прометей», которую впервые исполнил 18 октября 1855 года.)