Флейшман в беде - Тэффи Бродессер-Акнер

– Солли отлично проводил время. Ему не обязательно уезжать. В самом деле, мистер Флейшман, я настоятельно рекомендую…

Тоби открыл багажник и начал загружать туда чемоданы и, лишь закрыв багажник, повернулся опять к директору:

– Я прошу обращаться ко мне «доктор Флейшман».

Ханна не захотела ехать домой на переднем сиденье. Она села назад вместе с Солли, потом положила голову ему на колени. Солли мужественно, как маленький взрослый, принял на себя заботу о сестре: он гладил ее по голове и серьезно смотрел в окно. Чтоб ты сдохла, Рэйчел.

В этих краях жара была не такой тяжелой, как в городе. Деревья очень зеленые, с пышными кронами. Тоби подумал, что, может быть, на День труда снова свозит детей куда-нибудь на природу: в Лейк-Плэсид или Саратогу. Через час пути попалась площадка для отдыха, и они все вылезли и пошли в туалет, скрюченные и изможденные, будто после войны.

– Давайте-ка присядем на минуту, прежде чем ехать дальше, – сказал Тоби. На площадке стоял стол для пикников. Они сели. – Мне нужно поговорить кое о чем с вами обоими.

Ханна застыла:

– О чем?

– О вашей матери.

Лицо Солли словно растворилось и начало оплывать, а голос поднялся до невыносимого визга:

– Она умерла, да? Я знал! Я так и знал, что она умерла!

– Солли, заткнись! – закричала Ханна.

– А ну-ка, замолчали оба, – сказал Тоби. – Она не умерла. С ней всё в порядке. Но я боюсь, что у нее проблемы в эмоциональной сфере. Я должен был раньше вам об этом сказать.

Глаза у Ханны стали совсем круглые:

– Она в психбольнице?

– Нет, – ответил Тоби. – Но я думаю, она поняла, что всё сразу ей не по силам, и сломалась. Работа, все остальные обязательства. Она… не знаю, как это сформулировать. Она решила отдохнуть.

– Но почему ей нужно отдыхать от нас? – спросила Ханна.

В перегретой голове Тоби зазвенел сигнал тревоги. Он должен был предварительно проконсультироваться с психотерапевтом. Позвонить школьному психологу. Позвонить Карле, своему собственному психотерапевту. А он тут импровизирует, калеча психику своих детей еще сильнее, чем она уже искалечена.

– Понимаете, иногда у людей бывают настолько большие проблемы, что даже развод не помогает. Ваша мать любит вас больше всего на свете. – Он сказал это только для того, чтобы их успокоить, но, сказав, понял, что это правда. Это обязательно должно быть правдой. Не может не быть. Разве можно не любить этих детей? Разве можно не радоваться каждый день, что они твои? – Ей было тяжело вас рожать. Оба раза у нее были осложнения. Тогда она немножко съехала с катушек. Не знаю, поправилась ли она после этого. Возможно, она так и не научилась совмещать бизнес и семейную жизнь. Но еще я должен сказать, что она мне ничего не говорила, поэтому всё, что вы слышали сейчас, – только мои догадки.

Солли заговорил первым:

– А она когда-нибудь вернется? Куда она уехала?

– Я буду с вами честен. Я просто не знаю, где она. Я только знаю, что она в безопасности. В безопасности и здорова. Я не знаю, что она собирается делать. Я спрашивал, но она не ответила. Я больше не хочу вас обманывать. Я знаю, что вам было больно это услышать, но я должен был рассказать.

Он вспомнил майский день, когда они с Рэйчел сообщили детям о своем разводе. Этот разговор шел примерно таким же путем.

– А где мы будем жить? – спросила Ханна – точно так же, как тогда.

– Со мной, как и раньше. Только теперь у вас будет один дом, а не два.

– Это потому, что она тебя ненавидит, – сказала Ханна. – Ей противно быть рядом с тобой.

– Возможно, – ответил Тоби. Лучше пусть они думают это, чем то, другое. – Мне очень жаль, что у нас не получился нормальный человеческий развод, как у всех. Но мы – Флейшманы. Мы не такие, как все.

Они долго плакали. В какой-то момент Солли сел на колени к отцу и плакал ему в шею, а Ханна встала и начала ходить вокруг. Они задавали ему разные организационные вопросы, примерно в порядке своей иерархии потребностей. Кто будет ходить на родительские собрания, концерты и выступления школьного оркестра? Тоби напомнил, что до сих пор не пропустил ни единого. А что они будут делать на День матери? До него еще нужно дожить. Они задавали вопросы, на которые у него не было ответов. Он старался не врать им и не перегружать информацией. Ему казалось, что с него заживо сдирают кожу. Он надеялся, что Рэйчел страдает, где бы она сейчас ни была. Он надеялся, что у нее в жизни больше не будет ни одной секунды душевного покоя.

– Но я хочу сказать вам одну вещь. Что бы ни случилось, я вас никогда не брошу. Даже на один день. Даже на один час.

– Так что, ты больше не будешь ходить поиграть к своим друзьям? – спросила Ханна.

– Иногда буду. Но всегда буду возвращаться домой. Мы с вами всегда будем ночевать под одной крышей. Годится?

Примерно через час они снова сели в машину. Когда они пристегнулись и Тоби выехал на дорогу, дети снова заплакали. Потом успокоились, потом опять заревели, потом Ханна спросила, не наврал ли он им про Рэйчел и не умерла ли она на самом деле, и Солли снова зарыдал. Наконец дети окончательно выплакались и стали молча смотреть в окно.

Еще через час они были дома. Было уже семь часов, время ужина. Они сели в лифт, и каждый устало прислонился к стенке.

Ханну посетила мысль:

– А я смогу забрать свои вещи из той квартиры?

– Да. Скажешь мне, что тебе нужно, и я принесу.

– Хорошо. Я больше не хочу туда ходить.

Выйдя из лифта, они услышали лай. Они подошли к двери квартиры, и лай стал громче. Солли и Ханна переглянулись, и внезапно мрак и горе на лице Ханны сменились чем-то больше похожим на свет и счастье. Как в ней совмещаются эти два человека? – изумлялся Тоби. С тех пор как стал отцом, он не переставал удивляться тому, как просто устроены дети. Но по мере взросления эта простота исчезала. Очень непросто жить, если тебя несколько часов назад чудовищно унизили и предали, потом сообщили, что мать тебя бросила, а через минуту ты уже стоишь на коленях в приступе восторга перед новым щенком. Теперь Ханна несколько лет будет сидеть на двух стульях, в ней будет жить сразу два человека, и это будет мучительно: и для нее, совмещающей невинность и зрелость в одном и том же теле, и для отца, наблюдающего, как невинность улетучивается по капле, пока не испарится совсем.

Сет и Ванесса отступили. Тоби поманил их к себе:

– Дети, это мой старый друг Сет и мой новый друг Ванесса.

Ванесса встала на колени рядом с детьми, чтобы тоже погладить собачку.

– Ты очень симпатичный, точно как говорил твой папа, – сказала Ванесса Солли. А потом обратилась к Ханне: – А ты такая же красивая, как на фотографиях. Я всегда завидовала девочкам, у которых прямые волосы.