Новая журналистика и Антология новой журналистики - Том Вулф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды вечером она испытала неведомое ранее ощущение подъема, вселенского единства. Источник света, находившийся за нею, залил лучами помещение, свет подталкивал ее в спину, падал потоками на пол и стены, оставляя затененные ее фигурой участки. Комната распалась и растворилась в вибрирующих потоках света. Ей стало ясно, как устроена эта комната, из каких частей она состоит и как эти части стыкуются; она вдруг поняла, как устроен мир, как стыкуются его составляющие, как устроена жизнь, как устроена вся Вселенная, не зависящая от дурацких игр и стереотипов. Существовал ключ к мирозданию, существовали Прекрасные Люди, знавшие, как этим ключом пользоваться, и готовые поделиться своим знанием.
Мать дала ей деньги на второй семестр университета в Сан-Хосе. Ей не хотелось обижать мать, но она знала, что делать с этими деньгами. Она взяла у матери деньги и отправилась в Мексику с отличными ребятами. У нее уже были подготовительные «наработки» в Сан-Хосе. Она познакомилась с Торчком в университете штата и знала, что тот собирается в Мексику, в Мацатлан, хотя о штучках Кизи еще ничего не слышала. Торчок собирался в Мексику, а он был одним из тех самых Прекрасных Людей, за которыми она готова была последовать на край света.
Мацатлан оказался на пике популярности у кислотных голов. Массовый турист еще не успел изгадить это местечко, поток из Штатов следовал дальше на юг, в направлении Акапулько. И в то же время Мацатлан не был слишком уж невыносимо… печален, что ли, по-мексикански, как глубинка, кислотная Центральная Мексика, как Ахихик на озере Чапала. Печать печали придавила бедные деревни на умирающем озере Чапала. Ахихик, Чапала, Хокотепек; кувшинки в тине и неудавшиеся эстеты из Штатов, с умным видом шлепающие по берегу в разболтанных сандалиях, сорокавосьмилетние бого[132]убогие, присосавшиеся к новому поколению хипников. Печаль безбрежная. Американский бого кладет на свою крысью цивилизацию и кафельный клозет, кладет кучучлен и переселяется в Кучучтичлен к «настоящему народу», к честным заземленным трудягам и оседает, застревает здесь, и некуда ему больше бежать от себя, стареющему законченному придурку… тупик.
А Мацатлан… совсем другое дело. И вот она осела в Мацатлане и написала матери письмо Прекрасного Народа.
Она отыскала Торчка, неожиданно наткнулась на знаменитого Кена Кизи. Прекрасные Люди и все прекрасно! Но не обошлось-таки без заковыки. Эти Хохмо-Хари, Хохмачи-Художники, Проказники-Профи. Она слышала байки о Проказниках-Профи еще в Сан-Хосе. Кизи и Торчок, конечно же, тоже частенько о них вспоминали. Легендарный Баббс, сказочная Альпинистка, неподражаемый Касседи, баснословные Отшельник, Зануда… Кличку ей уже дали: Черная Мария. Но до Профи ей еще далеко. Контуры мира Кизи она ощущала, понимала, что рано или поздно он вернется к своим Проказникам…
Ладно… вывесить футболку Торчка, «когда горизонт очистится». Желтую футболку с «голубым» акцентом. Ладно… Пусть побегает в джунглях. Не надо лишать его удовольствия.
КРРРРАХХ!
Кизи выламывается из джунглей на дорогу.
МОТОР? МЕКС И ШТАТОВЕЦ В СВЕТЛО-ПОНОСНОМ «ФОЛЬКСВАГЕНЕ»?
Не-а, никаких машин, никаких моторов, можешь шлепать через дорогу к береговым валунам под стук собственного сердца. Запахнув спасательный прикид Корнеля Уайлда, он опускается на камни, внимательно вслушиваясь.
БУБУХХХ!
Волны лупят в скалы. Пикничок на побережье, празднуем победу, прибой салютует, сумерки сгущаются. Он вслушивается в прибой, но сердце не успокаивается, трясет тахикардия — прибой работает в такт, синхро, синх-о — но не с сердцем, а с чем-то иным, тревожным…
БАБАНГГ!
Так лупит жестянка дверцы по жестянке четырехколесной развалюхи. На дороге? На дороге смуглый мекс и бледный штатовец шарят глазами, ищут, ищут… взгляд мексиканца с примесью послеполуденного нытья: мне-вообще-то-давно-домой-пора-сеньор… Кизи поворачивается к морю, вытаскивает блокнот. Выставляет обложку на обозрение прибою, демонстрирует ее невидимому художнику, сидящему на берегу, внимательным взглядом Леонардо — да… Леонардо — светлая голова… следящему за гребнями и гребешками волн в попытках уловить и перенести на бумагу бучу белых барашков, бегущих к берегу, уловить кучу мелочей, деталей, подробностей, библейская башка, божественный бурун… Прибой, прибой — и вдруг
БАБАХХ!
Стреляют! В него! СТРЕЛЯЮТ!
ПОПАЛСЯ!
У нас пушки и право пристрелить тебя, вот бумага с печатью, выбить мозги из твоей дурной башки, как только шевельнешься, а ты уже шевельнулся, Кизи, итого…
ПОПАЛСЯ!
ВЛИП!
БАБАХХ!
И ничего. Только прибой.
НЕ СИКАЙ КИПЯТКОМ, ПСИХ…
Куда как нужны им твои мозги на камнях. Нормальные взрывные работы. Да, на дороге рабочие, закладывают взрывчатку и взрывают, закладывают и взрывают… потные, уставшие, капает с них, как с листьев в джунглях, можно посидеть спокойно, поглазеть…
НННУУУ…
…а гринговозы заворачивают в объезд, и мощная марципановая матрона с мороженым из страны Баскин-Роббинс тычет в него мизинцем: «Глянь, золотко, это тот самый Кен Кии-Зииии…»
Опять в джунглях с Корнелем Уайлдом, во влажных, тенистых роскошных джунглях; сердце все еще молотит на грани фибрилляции. Йесссэр, вот оно! Хижина-трехстенка, топор дровосека, в ней койка и манго-папайя на столе-сундуке, мелкий бледный фрукт. Бух на койку, расстегнул ширинку, проветривает свои вспотевшие яйййй… Из кармана куртки вытягивает трех «тараканов»[133], заворачивает их в листок, как в кулек, поджигает… Разрезает фрукт и наблюдает за влажной белой мякотью. Кладет обратно.
ЛОВУШКА ДЛЯ ДУРАКОВ, УДРАВШИХ В ДЖУНГЛИ
Этот милый уголок тебя всосет… Дуо-о-омикьх… х-хи! Коечка-фигоечка! Фрукт… фрук… фук… ф-фу! О, страна Баскин-Роббинс, о, еще хоть разочек увидеть бесконечные ряды бежевых конусов, тубочек и трубочек, 31 аромат по выбору, острый конус или чашечка…
!ПСИХО!
настоящие джунгли, никакой подделки, сэр, двукрылые мухи, узорные анофелес, кулекс тарсалис, бородавочники-флеботомусы, гарантирующие восемь дней лихорадки, и всякие восточные дряни, туляремические зеленоглавые оводы и лоа-лоа, личинки цеце, мексиканские блохи, клопы, клещи, чинчи и чиггеры, бархатные муравьи, крабьи вши всползают по ногам к мошонке, к пузу, в подмышки, подбираются к векам с подарком-тифом; гусеницы, жуки-кантариды; рахит, чесотка, паралич… самка тихоокеанского берегового клеща всосется в затылок и засосет тебя насмерть, раздувшись в жирную кровавую сосиску с множеством шевелящихся волосков-ложноножек…
ДДТ!
Вытаскивает жестянку и начинает посыпать пол порошком, вытягивая оборонительный периметр вокруг койки — смешная война, на четвереньках, подражая членистоногому, против ползучих микрогадов макроджунглей, а