Скиппи умирает - Пол Мюррей

— С точки зрения математики — да, у этой теории есть большой объяснительный потенциал, — говорит мистер Фарли после того, как очередной урок естествознания превратился в дискуссию о физической возможности или невозможности существования других вселенных. — Но это еще не делает ее истинной. У многих людей есть множество очень убедительных теорий относительно того, что произошло с Атлантидой. Есть даже одна такая теория, которая гласит, что Ирландия — не что иное, как один из обломков Атлантиды. Но ведь пока эту теорию как-то не подтвердят, не предъявят вам хоть какие-нибудь доказательства, вы же не станете ей верить, правда?

— Нет, — признает Рупрехт.

— Дело в том, что понадобилось бы в триллион триллионов раз больше энергии, чем нам позволяют использовать наши нынешние источники энергии, чтобы найти какие-нибудь подтверждения М-теории. И лишь на этом основании многие ученые сказали бы, что она просто несоразмерна с состоянием науки двадцать первого века. Иными словами, даже если она верна, мы мало что способны с ней сделать — ну, скажем, не больше, чем Галилей смог бы сделать с какой-нибудь кодировкой компьютерной программы, если бы она ему попалась тогда, в семнадцатом веке! Поэтому, хотя эта теория, несомненно, представляет интерес, мы не должны допускать, чтобы она заслоняла от нас пусть менее блестящую, но зато более важную научную работу, которой можно заниматься на планете Земля прямо сейчас. Или я говорю неубедительно?

— Убедительно, — сдается Рупрехт.

Но нет! Чем больше он слышит аргументов против М-теории, тем глубже восхищается этим эзотерическим, неудобоваримым учением, от которого отворачивается грубый, не любящий думать мир, не желая тратить время на его постижение; тем дольше засиживается в цокольном этаже, с головой уходя в топологические расчеты, составляя схемы воображаемых поверхностей, которые струятся под полутенями гиперпространства, избегая всякого общения с людьми, если не считать других таких же невидимых фанатиков в бессонных интернет-чатах, твердя все те же золотые пароли-заклинания: струны, мультиверсум, суперсимметрия, гравитино, сотня названий теории…

Так что, наверное, это все-таки любовь. Разве нельзя влюбиться в теорию? В кого мы влюбляемся — в человека или в идею этого человека? Так что — да, Рупрехт влюбился. Это была любовь с первого взгляда, она зажглась в ту самую секунду, когда он увидел, как профессор Тамаси представляет ту первую диаграмму, и с тех пор она продолжала разворачиваться по экспоненте. Поэтому любые вопросы об основаниях, вопросы о доказательствах для него пустой звук. Ибо разве когда-нибудь любовь искала оснований или доказательств? Зачем любви снисходить до вещественной реальности, если она сама творит собственную реальность, куда более яркую — реальность, где все звучит и дышит в унисон с сердцем?

Жила когда-то на берегах реки Рейн красивая юная девушка по имени Лорелея. Она полюбила моряка, который уходил в море. “Когда я вернусь, я женюсь на тебе”, — сказал он ей, поэтому она каждый день поднималась на утесы и смотрела, не плывет ли его корабль обратно. Но он все не возвращался. И вот наконец однажды она получила от моряка письмо. Он писал ей, что женился на другой. Тогда Лорелея поднялась на утес и бросилась оттуда в реку. До наших дней она появляется иногда на скале, поет песню и расчесывает волосы. Если ты услышишь эту песню, то уже никуда не уйдешь от нее — поплывешь прямо на скалы, а потом она утянет тебя под воду. Если ты увидишь ее — ее красота сведет тебя с ума.

Внимание, Дэниел, внимание! — кричит сбоку тренер. Они первые плавают в бассейне после каникул. Поверхность воды очистили от мух и лейкопластырей, теперь она блестит как аметист. На дорожках справа и слева от Скиппи пловцы движутся, будто механизмы, мерно и быстро вспахивающие воду. А у него ничего не выходит. Вода как будто взбунтовалась против него: ему кажется, будто он чувствует отдельные молекулы и они выталкивают его вон. Как будто в воде что-то есть, и это что-то пытается удержать его.

Давай, Дэн, соберись!

Он встряхивается, вновь окунается в хлорные чары, представляет себе, будто поднимается на волне к девушке, которая стоит на коленях на вершине, расчесывает волосы в ожидании его и неотразимо напевает: Будь у меня три желания, я отдала бы два из них…

Когда они вылезают и идут в душ, только-только рассветает, и крыша из плексигласа розовеет.

Итак, где проходят соревнования? — спрашивает тренер.

В Баллинаслоу, отвечает Энтони “Налет” Тейлор.

А когда?

Пятнадцатого ноября, отвечает Сиддхарта Найленд. Его золотистое тело колышется и блестит.

Оба ответа неправильные, говорит тренер. Соревнования уже идут — прямо сейчас, прямо здесь. Он стучит себя пальцем по голове. В вашем сознании, поясняет он. Именно здесь вы побеждаете или проигрываете. Если у вас нет правильного подхода к соревнованиям, неважно, насколько вы сильны или тренированны. Я хочу, чтобы с этой минуты и до пятнадцатого ноября вы думали только о соревнованиях. Запишите это себе в дневники, в календари, запишите это на внутренней стороне век. Все остальное побоку! Даже девушки. Девушки никуда не денутся, они и после соревнований будут все там же. И вам повезет с ними гораздо больше, если мы победим.

Все смеются.

Ну вот, я уже это говорил, но повторю еще раз. Не все пройдут в финал. Если вы прошли в прошлый раз, не рассчитывайте, что вас автоматически выберут и на этот раз. Если вы не прошли в прошлый раз, вы еще многое можете наверстать. Многое еще может произойти до того дня.

После тренировки Скиппи тошнит в уборной возле столовой.

Потом, уже у себя в комнате, он ставит крестик на гарфилдском календаре. Очки для плавания смотрят на него со своего крюка; он чувствует, как у него немеет вся рука, как будто он опустил ее в бочку с ледяной водой.

Шпана не убила Карла. Когда эти хулиганы увидели, что он сделал со своей рукой, они даже не стали ломать ее. Так что теперь все в полном порядке и они даже, можно сказать, друзья.

Друзья?

У нас же неплохо все налажено с таблетками, старик, говорит Барри. Эти парни могут нам помочь. Оказать нам протекцию, свести с поставщиками, вывести на новый товар. Все, что от нас требуется, — это немножко делиться с ними доходами.

Они же сломали тебе руку, говорит Карл.

Они должны были это сделать, говорит Барри. Ну просто так уж заведено. Только бизнес, ничего личного.

Поэтому теперь они видятся со шпаной почти каждый день. То в парке, то за торговым центром, то в квартире у Дино. Дино — это тот парень с гнилыми зубами. Бритоголового — это их вожак — зовут Марк. Сальный — Ноксер, Прыщавый — Сти. Барри смеется и шутит с ними, как будто того вечера никогда и не было. А в школе он держит себя так, словно он — трехметровый верзила. Он хамит пятиклассникам, которые вдвое его больше, и они отваливают. Откуда они знают, что за Барри стоит шпана? Похоже, откуда-то знают.