Скиппи умирает - Пол Мюррей

Однажды вечером Дино рассказывает им про Марка. Знаете, кто он? Он ведет себя грубо, но он такой же ушлый мудак, как и вы, ребята. Он учился в вашей школе, но потом попы выперли его за то, что он приторговывал травкой. И теперь он связался с нами, подонками. Но это классно, потому что у него есть амбиции. Он вроде тебя, говорит Дино Барри, — все время мозгами шевелит.

Уговор с ними такой: они отстегивают Марку часть прибыли от продажи риталина, а раз в две недели покупают у него по особой цене что-нибудь другое. Первая партия товара, который они берут, — немного экстази и кокаина, но в основном марихуана. Предполагается, что Карл и Барри будут ее продавать, но в итоге почти все выкуривают сами. Она поджаривает мозги — будто стоит жаркий день, смола на дороге плавится, и твои ноги вязнут в ней, или как будто ты принимаешь душ, а зеркало в ванной запотевает, или как будто ты с кем-то разговариваешь, а потом вдруг раз — и прошло уже полчаса, и учитель вместо дробей рассказывает уже об экспорте, и вообще это другой учитель, и ты сам уже сидишь в другом кабинете, и сам не помнишь, как ты туда попал.

Хорошо, что у них появилось кое-что новенькое для продажи, потому что с рынком таблеток для похудения теперь напряг. Родители некоторых ребятишек из младших классов заметили, что их дети в последнее время опять стали гиперактивными, и стали построже следить за тем, как те принимают прописанные таблетки. Карлу и Барри достается в два раза меньше того, что им приносили раньше, но это даже не важно, потому что девчонки вдруг расхотели покупать. Почему? Да они больше двух недель подряд ничем не интересуются, говорит Барри, это вечная проблема, когда твоя клиентура — девчонки. Он пытается звонить кое-кому из них, предлагает купить кокаина, но это, похоже, их только отпугивает. Только парочка еще готова покупать по одной таблетке экстази раз в неделю, а остальные совершенно игнорируют Карла с Барри.

Лори тоже их игнорирует. Она не отвечает на телефонные звонки Карла, она никогда теперь не бывает там, где появлялась раньше. А потом ее подруга Джанин рассказывает ему, что Лори ушла со школьной дискотеки с каким-то парнем.

Что? — говорит Карл.

Они стоят на церковной парковке. Джанин все еще хочет покупать таблетки. На улице темно, в окнах церкви тоже темно, поблизости ни одной машины.

Ну, с этим парнем, Дэниелом. Он смотрит на Карла сквозь ресницы, вымазанные черным дерьмом. Карл роется в памяти, но не может найти там никакого Дэниела, у него уже так болит голова, как будто вот-вот расколется надвое.

Ну а чего ты ожидал? Девушка крутит себе пряди волос костлявой рукой. Ты же ее подвел. Если так поступаешь с девушками вроде Лори, то не жди, что она так просто тебя простит.

Я тогда застрял дома, мямлит Карл.

Ну, а я говорю про парней, которые ходят вокруг нее толпами и хотят встречаться с ней, говорит Джанин.

Встречаться с ней? Мозги у Карла крутятся, как пропеллер лодки, которая запуталась в водорослях; он силится по кусочкам вспомнить тот вечер и потом склеить их вместе: сообщения, которые она слала ему, приходи сюда, это было прямо здесь, на церковной парковке…

Я думал, она просто хочет купить таблетки, выпаливает он Джанин. Та смеется — запрокинув голову, таким киношным смехом: ха-ха-ха! Мало же ты понимаешь в девушках, говорит она. Потом она приближается к нему вплотную, так что ее груди касаются его руки. Я могла бы тебя кое-чему научить, говорит она, поигрывая со шнуром его худи. Но Карл продолжает думать о том, что она сказала ему про Лори, и спустя пару секунд Джанин пятится назад и смотрит на него глазами собаки, которую отпихнули ногой. А потом говорит, вонзая слова как кинжал: она была с ним. Он пишет ей эсэмэски. Он шлет ей стихи.

Карл, шаркая, разворачивается, глядит в темноту. Девушка, пританцовывая, снова оказывается перед ним. Она хватает его за руки и кричит: ах, Карл, да какая тебе разница, что делает Лори? Она же совсем еще ребенок, она не понимает, чего хотят мужчины. Но Карл остается неподвижным. Он смотрит в бетон площадки и видит там, как мальчишка без лица целует Лори, как он наведывается во все места, где побывал Карл: запускает руки ей под рубашку, просовывает пальцы ей между ног, заливает ее белый кулачок белой спермой… Джанин делает шаг назад. Она все еще держит его за руку, он чувствует на себе ее взгляд, но ее глаза как будто далеко. Более спокойным голосом она спрашивает: ты хочешь вернуть ее?

Он поднимает голову. Он страшно зол — и на секунду ему мерещится, что она и есть Дэниел, и руки уже дают команду схватить соперника и разорвать в клочки. Но потом наваждение проходит, руки у него оказываются пустыми, а сам Карл — сломленным.

Джанин протягивает руку, гладит его по волосам, а потом говорит: да, Карл, ты действительно проморгал дискотеку. Но это не единственная проблема. Родители Лори выяснили, что она им лгала. Каждый раз, когда она была с тобой, она говорила им, что сидит у меня. А потом моя мама встретила ее маму в ресторане и рассказала, что Лори не появляется у нас уже много недель. Да, она здорово вляпалась! Теперь ее папаша желает всегда точно знать, где находится его маленькая принцесса и с кем. Наверно, он тебе не обрадуется, Карл, — тебя ведь папаши не любят, да? Он смотрит, как она покачивает головой, будто грустная собака. В общем, теперь она, считай, на привязи. Так что, даже захоти она с тобой увидеться, это будет нелегко устроить. Она снова гладит его волосы своими нежными пальцами. Не грусти. Если хочешь, я с ней поговорю. Я хотя бы могу ей сказать, как ты мучаешься. Хочешь, я сделаю это для тебя, Карл?

Карл кивает. Она обвивает его руками, обнимает, как бы утешая. Ах, Карл, вздыхает она, как учитель, который разговаривает с непоседливым и проказливым любимцем. Карл никогда не был таким ребенком — он всегда был таким ребенком, которого учителя боятся. Джанин откидывается назад, чтобы поглядеть на него, а потом целует его в щеку, как бы для того, чтобы приободрить. Я поговорю с ней, обещает она. Все будет хорошо. Потом она щекочет его подбородок. А ты принес мои кукольные микстуры?

Он вынимает из кармана пакетик и передает ей. Она раскрывает кошелек, а потом говорит, ну совсем как разговаривают о погоде двое людей, только что вышедших из церкви и остановившихся на ступеньках: Лори говорила, у вас с ней было соглашение.

Карл переминается с ноги на ногу и ничего не отвечает.

Ах, Карл, снова говорит она и прижимается к нему. Не волнуйся, я позабочусь о тебе. И, наклонившись вперед, она еще раз целует его в щеку — легонько, по-дружески, по-матерински, а потом еще раз в нос, потом в подбородок, в глаза, в шею и наконец, случайно, — в губы, которые оказываются раскрыты, а потом она случайно делает это снова, вот они уже случайно влажно соединились, его губы плотно слиплись с ее губами, там, на ступеньках, в темноте, совсем так же, как в его воображении губы Лори слиплись с губами того Дэниела, у которого нет лица. Но скоро Карл отыщет его лицо, и тот еще горько обо всем пожалеет.

Школу, увешанную афишами рождественского концерта, будто поразила Лихорадка Прослушиваний. В обеденный перерыв и после уроков коридоры и холлы оглашаются бренчаньем, пиликаньем и ударами разной степени музыкальности, в рекреациях собираются кучки мальчишек, разрабатывающих программы в самых разных жанрах — от оперы до гангстерского рэпа, вплоть до той новой формы вагнерианских тропикалий, изобретенной второклассником Каэтано Диасом, которую сам он окрестил “апокалипсо”. Конечно, если поглядеть издалека, Сибрукский рождественский концерт — это сущие пустяки, однако, как знает любой нынешний ученик, стремящийся к славе, нет площадки настолько низкой, чтобы ты не казался с нее хоть чуть-чуть выше соседа. Условия отбора чрезвычайно жесткие, но и наименьший общий знаменатель не остается без внимания. Среди репетирующих на удивление много таких, кто исполняет наиболее приторные варианты и без того уже тошнотворно слащавых баллад — “Я лечу без крыльев”, “Я верю, что могу летать”, “Ветер под моими крыльями” и прочих, на тему полетов, и не только. Правдоподобность для этих мальчишек значит гораздо меньше, чем для предыдущих поколений. За последнее десятилетие было разрешено множество споров, множество старых идей оказалось отметено; зато все теперь признают, что известность — единственная цель, к которой по-настоящему следует стремиться. Обложки журналов, маркетинговые ходы, сверкающие искусственной белизной улыбки, помахиванье из-за заграждений беснующимся безымянным массам — вот зенит современного мира, не обремененного духовностью, и любые средства, к каким ты прибегаешь, чтобы оказаться там, считаются законными.