Скиппи умирает - Пол Мюррей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А, да он меня с ума сводит — требует телефон одной пташки.
— Кто — Джастер? А что он будет делать с этой пташкой — возьмет с собой на детскую площадку? — Джейсон обращается к Скиппи: — Серьезно, Джастер, ты не обижайся, но можно узнать: у тебя хоть яички в мошонку опустились, а?
Титч смеется:
— Да, Джастер, ступай-ка ты играть в свою Нинтендо!
Скиппи краснеет. На детской площадке, в ночном парке, мокром от дождя, — ее ногти, процарапывающие сердечки на старом почерневшем дереве качелей…
— Ах да, Титч, у меня есть для тебя кое-что. — Джейсон Райкрофт запускает руку в свою сумку, шарит там и сует что-то Титчу в руку. — Тебе это может понадобиться.
И он с улюлюканьем убегает. Титч и Скиппи смотрят на предмет, оказавшийся у Титча в руке. Это пустышка.
— Ублюдок хренов, — говорит Титч и зашвыривает пустышку подальше.
Они некоторое время стоят на месте и смотрят вслед Джейсону Райкрофту. Скиппи начинает сомневаться: а помнит ли вообще Титч, что он здесь? Наконец он говорит:
— Ну так как…
— Черт, опять ты, Джастер! — взрывается Титч. — Ты что, всю жизнь будешь таким кретином, а?
И с этими словами он сердито уходит, унося с собой телефон Лори.
На уроке английской литературы они сочиняют хайку: Рупрехт, я пну/твой жирный зад/Так, что враз отвалятся яйца — “Ха-ха, думаю, ты не станешь спорить — ведь в хайку должно быть семнадцать слогов?” Пока Киппер Слэттери, стоя в другом конце класса, читает вслух изящные стихи о снопах пшеницы и вишневых деревьях, Скиппи все глубже погружается в уныние. Когда он сидел у себя в комнате во время каникул, все казалось так просто! Они ведь целовались — только это и было важным: ведь когда целуешь кого-то, значит, все идет хорошо! Но выходит, что если присмотреться поближе, то на пути у тебя тысячи препятствий, как будто в ноги тебе вцепилась целая армия микроскопических терьеров: они такие крошечные, что их и не увидишь, но они не дают небе ступить ни шагу…
— Проснись, Скиппи! Урок закончился! — Над его партой стоит Марио.
Скип, скоро урок,
— обращается к нему Джефф в форме хайку, —
Мне нравится наша
Географичка.
— Видишь — он занят, тоскует по своей девушке-мечте, — говорит Марио.
— Да? Ну, тогда нет смысла его тревожить, — говорит Джефф.
— Ну, тогда мне нет смысла тревожить его номером ее телефона, — говорит Марио.
— Конечно, я не стал бы тревожить его такой чепухой.
— Что? — вскидывает голову Скиппи.
— А что? — говорит Марио.
— Что ты там сказал про номер ее телефона?
— Какой номер? Ах, вот этот номер?
Марио размахивает полоской бумаги. Он отдергивает ее от самого носа Скиппи, но потом, как бы смилостивившись, протягивает ему листок. Скиппи смотрит на него с изумлением. ЛОРИ, написано там размашистым почерком Марио, а потом записан номер — хрустальные осколки ее самой, как будто формула ДНК.
— Но как ты…
Марио самодовольно улыбается, пожимает плечами.
— Я же итальянец, — вот и все, что он считает нужным сообщить. — Пошли, Джефф, не то опоздаем.
Теперь встает новый вопрос: что ей сказать? Большинство считают, что лучше послать эсэмэс, чем звонить; а вот в остальном мнения расходятся.
— А почему бы мне просто не написать: привет, Лори, это Дэниел, было здорово тогда с тобой поболтать, если хочешь еще встретиться, позвони мне.
— Годится, — говорит Марио, — на тот случай, если хочешь отправить ее в кому. Нужно что-то более энергичное.
— А как насчет хайку? — спрашивает Джефф.
— А может, вместо слов “если хочешь еще встретиться” написать “если хочешь заняться со мной настоящим сексом”? — предлагает Марио.
Конец школьного дня; они идут по переулку в сторону пончиковой. В сумерках мир представляется бледным и изможденным, будто вампир выпил всю кровь из его вен: тонкие розовые нити накаливания в вывеске над пончиковой, белые уличные фонари, будто безвкусные семенные коробочки хлопка, на фоне серых туч, мягкие, похожие на руки листья деревьев, из которых будто выкачали пиявками все цвета, чтобы они лучше сочетались с асфальтом.
— Ну и что ты уже написал? — справляется Джефф.
Скиппи жмет на кнопку.
— “Привет”, — говорит он.
— И это все? После четырех часов стараний?
— Это единственное слово, которое ни у кого не вызывает споров.
Джефф хмурится:
— Ну, на самом деле мне не слишком-то нравится этот “привет”.
— А что плохого в слове “привет”?
— Ну, просто… это и моя мама могла бы сказать.
— Но это же все говорят!
— А может, лучше написать “Эй!”? Тебе не кажется, что “Эй!” было бы задорнее? Или “Эгегей!”?
Тем временем Деннис и Марио немного отстали: они спорят о достоинствах и недостатках нового телефона Марио.
— Ты одного не понимаешь: этот телефон — самое последнее достижение техники, а значит — это лучший телефон, какой только можно купить.
— Да все я прекрасно понимаю, болван! Я просто спрашиваю: какой смысл иметь такой навороченный телефон, последнюю новинку, если все люди, которые тебе могут по нему звонить, живут в двух шагах от тебя?!
— Вот и я думаю: ты просто завидуешь моему навороченному новому телефону, в котором есть и фотоаппарат, и MP3-плеер!
— Марио! Если ты не понимаешь, почему твои родители подарили тебе этот дурацкий телефон, значит, ты еще тупее, чем я думал. Слушай, ну ты сам подумай: они тебя оставляют здесь на все каникулы — а потом дарят тебе какую-то дрянную пластмассовую штуковину, чтобы с тобой можно было разговаривать и при этом не видеть тебя лицом к лицу. Да они не могли бы более ясно сказать “Мы тебя не любим!”, если бы даже вычертили эти слова дымом от самолета над полем для регби!
— Много ты понимаешь! Мои родители очень даже меня любят.
— Да? А почему тогда они оставили тебя здесь на время каникул?
— Они мне точно не объяснили, но они специально подчеркнули, что это не потому, что они меня не любят. Я знаю, потому что я сам задал им именно этот вопрос.
— И что они ответили? Сказали, что это поможет закалить характер, да?
На лице Марио вдруг появляется затравленное выражение.
— Пойми, Марио: единственная причина, почему мы все находимся здесь, — это то, что наши родители больше не хотят, чтобы у них под ногами путались вонючие подростки, уже совсем непохожие на прежних симпатичных детишек!
Скиппи оборачивается и спрашивает: