XX век как жизнь. Воспоминания - Александр Бовин

Помаялись несколько месяцев и разошлись. В июле Стасик был определен в политические обозреватели. В этом кресле он просидел почти четверть века.

* * *

Одной из сквозных тем тех лет была, несомненно, китайская. В сентябре 1976 года умер Мао Цзэдун. Вскоре арестовали «банду четырех». Китай, что было ясно даже не специалистам по Китаю, втягивался в полосу больших перемен. Для Советского Союза это имело огромное значение. Надо было писать, объяснять читателям происходящее. Да не тут-то было. Рахманин и его группа в отделе ЦК, в том самом, где я не так уж давно постигал китайские сюжеты, плотно перекрыли все пути к объективному освещению обстановки в Китае. Они сумели внушить начальству глупейшую мысль: при Мао Цзэдуне был левый маоизм, а после Мао Цзэдуна маоизм стал правым. Так что никаких значимых перемен в Китае не происходит.

Все-таки написал я в феврале 1977 года статью о переменах в Китае. Показал Андропову, Катушеву, Александрову, Блатову. По существу вроде никто не спорит. А печатать не дают. «Годить», говорят, надо. А чего «годить», не говорят. «Гожу». Статья путешествует по всем возможным инстанциям, включая китайскую комиссию политбюро, и всюду из нее вытравляют всякие намеки на свежую мысль. Итог: статью в адаптированном виде разрешают печатать в «Литературке» под роскошным названием «Что же изменилось?».

Понадобилось не так уж много времени, чтобы напор событий перечеркнул точку зрения наших официальных китаистов. Перемены в Китае действительно происходили. Не замечая этого, мы понесли значительные потери — и в политическом плане, и в научном, и в плане пропагандистском.

Еще большие потери мы понесли, «не заметив», что война с афганской контрреволюцией переросла в войну против афганского крестьянства, афганского народа. И моя совесть тут нечиста.

Правда, я почти ничего не знал об Афганистане. Был там однажды в 1973 году, освещая визит Подгорного, видел сосуществование времен, когда вот здесь, где ты стоишь, век XX, с телефонами и аптеками, а там, через квартал, век, ну, скажем, XIV, с ужасающей нищетой, грязью, исковерканными телами на улицах.

Поначалу я принял официальную версию: защитим Кабул от внешней контрреволюции, от проникновения американского империализма. Вспоминал Испанию, Китай, где Советский Союз активно выступал на стороне революции.

Именно под таким углом зрения была написана статья «Размышления об афганской революции», опубликованная в апреле 1980 года в английском издании «Московских новостей». Поскольку я размышлял и об ошибках революции, статья не понравилась кабульскому начальству.

Принимал участие в создании документального фильма «Афганистан: революция продолжается». Снимал «на натуре» превосходный узбекский документалист Малик Каюмов. По его просьбе я разложил «по полочкам» снятый материал и записал текст к нему. За эту ленту мы получили Государственную премию в 1981 году.

Поступавшая из Афганистана информация заставила замолчать. Только в конце 1988 года, когда перестройка позволила говорить правду, я сказал эту правду в «Известиях». И получил письмо из Афганистана. От наших солдат, с которыми я там встречался.

«Статью вашу прочитали. Со всем согласны. Но мы воюем. А после таких статей трудно воевать…»

Солдаты были правы. И я снова замолчал.

Афганская заноза сидела глубоко, беспокоила. Пришлось ее вытаскивать. Об этом свидетельствует статья «Опыт самокритики», помещенная в журнале «США — ЭПИ» летом 1989 года.

В качестве любопытнейшего объекта наблюдения выступала послефранкистская Испания. С послом «Известий» в Мадриде Леонидом Ивановичем Камыниным мы сделали своего рода испанский триптих — три статьи на испанские темы. Послали на согласование в международный отдел ЦК. Неожиданностей не ожидали, все вроде было в пределах допусков. Но недоучли. Последняя статья заканчивалась примерно так: повезло испанцам, попался им умный король. Снять, сказали нам, умных королей не бывает! Мы проявили настырность, и статью прочитал сам Пономарев. Мы ждали с трепетом. Бывают, изрек он, умные короли, но советским газетам можно и не писать об этом. И не написали.

Много хлопот принесли события в Иране. Мои попытки рассказать читателям «Известий» о кризисе шахского режима наткнулись на непробиваемую позицию МИДа (точнее, заместителя министра Виктора Федоровича Мальцева). Спасибо Валентину Михайловичу Фалину, он тогда работал первым заместителем заведующего отделом международной информации ЦК КПСС и разрешил напечатать статью («Иран: следствия и причины») в «Литературной газете».

Большие круги вызвал материал «С Кораном и саблей…», опубликованный в «Неделе» в сентябре 1979 года. Там говорилось, что иранская революция не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Цитировался аятолла Хомейни: «Ислам родился и возрос в крови. Предводители ислама всегда держали в одной руке Коран для управления народом, а в другой — саблю для подавления преступников, предателей, заговорщиков и тех, кто противится исламскому правлению… Мы не боимся крови и жертв, ислам — религия крови, а гибель во имя ислама — священна».

Хомейни был недоволен. Три телеграммы пришли из Тегерана, в которых посол передавал негодование аятоллы и его требование наказать Бовина. Главный редактор был перепуган до смерти. И всем говорил, что его не было в Москве. Мне тоже было как-то муторно. Требовалось доложить телеграммы Брежневу. Дальше рассказ докладывавшего. Брежнев спросил: «То, что написал Бовин, это правда? это правильно?» — «Да, — ответил докладывавший, — у Бовина все правильно». Тогда Брежнев взял карандаш и написал: «В архив!» На нашей улице был праздник…

* * *

Но главный праздник пришелся на 1980 год. 9 августа мне исполнилось 50 лет. До этого декады отмечались в камерном порядке. 20 — не помню. 30 — на квартире у кларнета. 40 — уже в своей трехкомнатной квартире. Теперь квартирой отделаться не удалось.

Неожиданно возникла помеха. 5 августа секретариат ЦК КПСС принял антиюбилейное решение. Но, как нам разъяснили, оно было направлено против учреждений и организаций, а не против индивидуумов.

7 августа в здании «Известий» гулял международный отдел и отдельные присоединившиеся к нему лица. В качестве вещественного доказательства привожу распространенную ТАССом вечернюю сводку зарубежной информации.

«О ЮБИЛЕЕ ТОВАРИЩА БОВИНА А. Е.

Средства массовой информации практически всех стран мира основное внимание уделяют 50-летнему юбилею товарища Бовина А. Е.

Весть о том, что т. Бовин встречает свой юбилей в расцвете сил, полный боевого творческого задора и обычного для него кипения мыслей, идей, планов, вызвала ликование в странах социалистического содружества. „Бовину — 50 лет, кто бы мог подумать! — восклицает чехословацкая „Руде право“ и продолжает: — Как бы то ни было, имея такого друга, как Бовин, мы смело смотрим в будущее. За Бовиным мы как за каменной стеной“.

Нью-Йорк. В кулуарах Мэдисон-Сквер-Гарден, в котором в понедельник 11 августа открывается съезд Демократической партии США, начали циркулировать слухи о том, что в задымленных комнатах, где партийная элита перебирает кандидатов, которые могли бы заменить Дж. Картера, если он не сможет противостоять вызову, брошенному кандидатом республиканцев Рейганом, все чаще упоминается имя Бовина. Утечка информации, которую относят к ведомству З. Бжезинского, позволила журналистам узнать основные мотивы, двигавшие теми, кто первым назвал имя Бовина. „Бовин велик, кроме того, он несомненный демократ. По правде говоря, я не вижу сейчас другой фигуры, которая могла бы сплотить нашу переживающую критические дни партию“, — говорится в заявлении, сделанном для прессы от имени группы конгрессменов Моррисом Юдолом из штата Аризона.