Скажи мне все - Камбрия Брокманн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Нет, встречи не будет». Если мне позвонят, чтобы узнать, как дела, я скажу, что все отлично, что я попробовала принимать таблетки, и мне стало значительно лучше, спасибо вам огромное.
* * *
Последний курс миновал уже почти наполовину. Я могла помочь Максу почувствовать себя лучше, облегчить его тревожное расстройство. Это было совсем просто. Лекарства должны были сделать его нормальным.
После занятий я приобрела выписанное лекарство и отнесла домой в белом бумажном пакете. Убедившись, что в доме никого нет, положила одну таблетку на кухонный столик, завернула в бумажное полотенце и растолкла молотком для отбивки мяса. Потом, стоя у раковины, дочиста отмыла от кофейной корки две кофейные кружки и налила в них горячего шоколада. Одна для меня, одна для Макса. Я всыпала белый порошок в его кружку, проследила, как он растворяется, и аккуратно взяла кружку, предназначенную для Макса, в правую руку, чтобы не перепутать – а потом направилась на диспут по современной морали.
Последний курс
Ночью, перед тем как мы должны были ехать в Портленд, я оказалась наедине с Джоном.
Для меня уже стало привычкой избегать его. В столовой я садилась на самое дальнее от него место и, перед тем как ускользнуть из комнаты или с вечеринки, всегда ждала, пока он отвлечется. На ночь запирала дверь своей комнаты. Я не ожидала увидеть его посреди кампуса в глухой ночной час четверга.
Я засиделась в кабинете Хейла. Мы оба работали и почти не разговаривали. Он был сосредоточен на своих бумагах, я готовилась к контрольной. Я пришла туда сразу после ужина и очнулась только в час ночи, поняв, что зеваю. За пару часов до этого он встал, потянулся, тронул меня за плечо и сказал, что уходит.
Кампус был пустынен, все попрятались по своим теплым домам и общежитиям. Была середина недели, и никто не шлялся допоздна. Я подняла взгляд на звезды, сиявшие в небе.
– Забавно видеть тебя здесь, – раздался голос справа от меня. Я замерла на месте и уставилась в темноту. Среди теней увидела Леви, и у меня перехватило дыхание. «Нет. Он мертв. Он давно умер», – напомнила я себе.
Джон спустился с крыльца одного из общежитий первокурсников и вышел под свет уличного фонаря. Я не знала, что он делает здесь так поздно, в одиночестве, особенно учитывая, что я знала: Руби давным-давно ушла спать.
– Откуда ты идешь? – спросила я.
– Да так, – ухмыльнулся он. – Оттуда-отсюда…
Ему было наплевать на всех, кроме себя. Он был безрассуден, и мне не хотелось торчать там вместе с ним. Я продолжила путь, оставив его позади.
– Откуда ты идешь? – спросил он.
Я ускорила шаг, мои ботинки скрипели по выложенной кирпичом дорожке.
– Знаешь ли, мы живем в одном доме, – продолжил Джон. – Будет неловко, если мы пойдем туда поврозь.
Я сжала зубы и пошла чуть медленнее. Джон посмотрел в ту сторону, куда я шла, – на здание факультета английского языка.
– А, точно, – сказал он. – Я слышал о твоем романчике.
Должно быть, Руби рассказала ему. Но я же говорила ей хранить это в тайне. Я не ответила и крепче сжала свою сумку.
– Знаешь, – не унимался Джон, – я удивлен, что ты могла так поступить с Руби.
И про своего отца она ему тоже рассказала. Рассказала ему и не рассказала мне.
– Она ничего не имеет против, – ответила я.
Он хмыкнул.
– Она не сказала тебе, верно? О том, что случилось этим летом с ее отцом? Полагаю, она не все тебе рассказывает.
Я понятия не имела, о чем он ведет речь.
Джон хлопнул меня по спине.
– Да не пугайся так. Она по-прежнему преклоняется перед тобой.
Он сместился ближе ко мне, и я почувствовала, как напряглись мои мышцы.
– Почему ты так меня ненавидишь? – спросил Джон.
– Ничего подобного, – ответила я, стараясь идти быстрее. Мы свернули на нашу улицу.
– Ты никогда не разговариваешь со мной и даже не смотришь на меня. Ты разговариваешь с Максом. Я это не особо понимаю, но если у тебя такие вкусы…
Я ничего не сказала.
– Но серьезно, что я тебе сделал? – небрежным тоном продолжил Джон. – Если я чем-то тебя обидел, то прошу прощения.
Он так свободно разбрасывался извинениями… Это лишь усиливало мою неприязнь к нему.
– Я тебя не ненавижу, – повторила я.
– Может быть, это потому, что я тебя раскусил, поэтому ты такая нервная…
Он прокричал это «нервная» прямо мне в ухо и засмеялся, пытаясь обратить все в шутку. Я продолжала идти, не обращая внимания на его попытки застать меня врасплох.
– Да, – сказала я, когда мы наконец дошли до дома. – Должно быть, дело в этом. Ты слишком хорошо меня знаешь, и это меня пугает, и я, бедная-несчастная, не могу это выдержать.
Вид у Джона сделался разочарованным, словно я испортила некую игру, в которую он пытался играть.
– Господи, ты всегда такая зануда, – заявил он и скрестил руки на груди в знак своего решительного осуждения.
Едва мы вошли в темный дом, я начала подниматься по лестнице, оставив его стоять в прихожей.
– Ты должна быть благодарна, – окликнул Джон, – что я никому не рассказал про твоего деда, или кто он там тебе. Про того, кто убил столько людей.
Я смотрела на Джона, и его лицо сливалось с лицом Леви. Бо у меня в руках. Вялая рука матери в крепкой ладони Леви. Слезы, которые обжигали мои щеки в тот день, боль, которую я испытала. Мне было нужно, чтобы история Леви оставалась тайной. Правда о ней уничтожит все, над чем я так упорно трудилась, ради чего до изнеможения притворялась все эти годы. Джон не должен испортить мне все это. Был единственный способ отделаться от него.
– Мне плевать, если ты кому-то об этом расскажешь. – Я повернулась. – Давай, растрепли всему кампусу.
Я могла блефовать, но этого было недостаточно. Я знала, что должна сделать.
Джон разочарованно выдохнул.
– Почему ты не любишь меня? Просто скажи почему?
Я остановилась на ступенях, глядя на него сверху вниз. Я хотела сказать ему правду. Я очень многое хотела сказать ему относительно того, почему не люблю его, но я знала, что делать этого не следует. Я знала, что нужно быть терпеливой.
Я попыталась расслабить мышцы лица, чтобы мои следующие слова прозвучали достоверно.
– Ты знаешь почему, – негромко произнесла я, стараясь принять печальный и сочувственный вид. – Я не могу любить тебя из-за Руби. Это неправильно.
Я знала, что этого мелодраматического заявления будет достаточно, чтобы удовлетворить его эго. Джон не сказал ничего, но я чувствовала, что он польщен моим ответом.