Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма - Глен Кук

НЕТ! Не для тебя! Она моя!!!

Твое – лишь то, что дам тебе я. Я даю тебе боль. Это и есть обитель боли.

Нет! Кто бы ты ни…

СТУПАЙ!

– Уф-ф-ф!

Я открыл глаза и увидел Тай Дэя и дядюшку Доя. Они с тревогой смотрели на меня. Я помотал головой, удивленный столь скорым возвращением свойственников.

Я лежал на полу в моей рабочей комнате, но одет был для сна.

– Что я тут делаю?

– Ты ходил во сне, – ответил дядюшка Дой. – И разговаривал. Мы забеспокоились.

– Правда? – Никогда еще я не разговаривал во сне. Впрочем, и не ходил никогда. – Опять припадок?! Да будь оно все проклято!

Но в этот раз я кое-что запомнил:

– Это нужно записать. Прямо сейчас, пока не забыл.

Я подковылял к столу, уселся… и понял: невозможно описать то, чего совершенно не понимаешь. С досады отшвырнул перо.

Вошла матушка Гота с чаем. Налила мне, затем дядюшке Дою, а после и Тай Дэю. Смерть Сари глубоко ранила ее душу, ослабив вздорность характера. Теперь эта женщина все проделывала машинально.

Так продолжалось уже не первый день.

– В чем твоя проблема? – спросил дядюшка Дой.

– Да как тебе сказать? Все помню отлично, а вот объяснить…

– Если так, нужно расслабиться. Прекрати бороться с собой. Тай Дэй, принеси учебные мечи.

Я хотел было заорать, что сейчас не время, однако мечи были дядюшкиным средством от любых напастей. Взять в руки оружие, проделать учебный ритуал, повторить позиции – все это требует полной сосредоточенности. И всегда действует вопреки моему неверию.

К нам присоединилась даже Гота, хотя умела она еще меньше моего.

В ту ночь, когда я пытался выбраться наружу из палаты Копченого, я гадал, не оставил ли Одноглазый в коридорах запутывающих чар. Оказалось, что оставил, к тому же разбросал их по всей заброшенной части дворца, чтобы наше местоположение не выделялось сугубой защитой. Он дал мне сплетенный из разноцветных шерстяных ниток амулет, велев носить на запястье. Это-де позволит беспрепятственно миновать его ловушки, и в голове не будет мутиться – по крайней мере, сильнее, чем обычно.

– Но не расслабляйся, – предостерег он. – Я эти запутки меняю каждый день. Ты теперь часто работаешь с Копченым – не хотелось бы, чтобы кто-нибудь сюда добрался, пока твоя душа отделена от тела. Особенно опасна Радиша.

Все верно. Копченый для нас бесценен. Такого эффективного орудия шпионажа мы еще никогда не имели. Вот и не нужно рисковать, подпуская к нему кого ни попадя.

Старик вручил мне перечень регулярных проверок, которые считал необходимыми. Там упоминалось и плотное наблюдение за Ножом. Однако он не спешил пользоваться получаемыми сведениями. Наверное, хотел, чтобы Нож исполнился самоуверенности. И Костоправ не мешал этому парню время от времени решать за нас проблему религиозных раздоров.

Я вопросов не задавал, однако был уверен, что Капитан действует продуманно и осторожно. Жречество – наш главный политический соперник. Но и в том, чтобы Нож не забрал слишком уж большую силу, тоже был смысл.

Имелся у меня и собственный список задач. Кое-что – для удовлетворения любопытства, а в основном – для проверки событий, подлежащих отражению в Анналах. Только на работу с книгами у меня уходило по десять часов в день.

Я просыпался, писал, ел, писал, навещал Копченого, писал, ненадолго засыпал, а после просыпался, и все начиналось снова. Спал я недолго и беспокойно: мало приятного в обители боли.

Дядюшка Дой решил не возвращаться на родные болота. И матушка Гота тоже. Они редко показывались мне на глаза, но постоянно находились неподалеку и наблюдали. Чего-то ждали от меня.

Война вступила в новую фазу, и нюень бао вознамерились принять в ней участие. Жестокость обманников – против жестокости нюень бао. И посмотрим, чья возьмет.

Оказывается, одна из главных задач шпиона – узнать, где следует искать нужные сведения. Если возникала необходимость что-нибудь прояснить для Анналов, я обычно имел представление о том, когда, где и при чьем участии произошло интересующее событие. Вдобавок перепархивание из эпизода в эпизод давало мне возможность проверить собственную память, каковую я нашел поразительно ненадежной.

Видимо, никто не запоминает событие в точности таким, каким оно было на самом деле. И зачастую искажение пропорционально личностной оценке и тому самому заднему уму, которым, как известно, крепок каждый из нас.

Одноглазому, конечно, не чужд эгоизм. Наверное, из-за него-то колдун и запрещает мне заглядывать в свои оружейные мастерские. Если только причина не крылась в желании уберечь его гроссбухи от постороннего глаза. Надо бы пошпионить за ним, а то ведь он вскоре свернет работу.

Одноглазый тащит на своих старческих плечах порядочную ношу. Помимо прочего, что-то вроде министра вооружений. В его ведении несколько укрепленных городских кварталов, где изготавливают всякую смертоносную всячину, от наконечников стрел до громадных осадных машин. Большая часть продукции пакуется и отсылается в гавань, там ее грузят на барки и сплавляют по реке до дельты, откуда чередой извилистых каналов проводят в реку Нагир. Затем суда поднимаются по Нагиру и его притокам и доставляют оружие в арсеналы приграничных гарнизонов.

Несомненно, какое-то количество материалов не попадает по назначению. Одноглазый просто не может не извлекать выгоду из своего положения. Надеюсь, ему хватает ума не торговать с врагом. Если Капитан поймает его на этом, Одноглазый поймет, что с Ножом обошлись мягко, как с проказливым младшим братишкой.

Первый визит в арсеналы был просто кратким набегом. Завод Одноглазого состоял из множества зданий, прежде ничем не связанных, а ныне превращенных в запутанный лабиринт. Все окна и большая часть дверей были заложены кирпичом. Немногочисленные входы стерегли люди, отобранные по росту, злобности нрава и отсутствию воображения. Они не впускали и не выпускали никого. На улице подле грузовых ворот ни днем ни ночью не протолкнуться. Шеренги фургонов и телег, влекомых усталыми волами, медленно продвигались к воротам, где их разгружали и снова нагружали рабочие. За ними неусыпно присматривали те самые, лишенные воображения; у них выступала пена на губах, если рабочий осмеливался переглянуться с возчиком. Вокруг и между телегами сновали бесчисленные разносчики с шестами, на которых висели гроздья судков с пищей для тружеников. Сторожа проверяли каждый судок. Они и друг друга проверяли – по очереди.

Таглиос обладал многообразной, сложной и узкоспециализированной экономикой. Люди могли выбирать любой способ зарабатывать на жизнь, и на все находились потребители. Недалеко от дворца был базар, целиком предназначенный для наведения красоты и обслуживавший в основном дворцовую челядь. Один парень там занимался только выщипыванием волосков из ноздрей. Рядом с ним, на клочке в четыре квадратных фута, с различными маслами и серебряными инструментами, разложенными на инкрустированном столике, практиковал старичок, который вычищал серу из ушей, а заодно пересказывал слухи. Это семейное ремесло, им занимались множество поколений его предков. Старик вечно хандрил: с его смертью семья потеряет место на базаре, ведь у него нет сына, способного унаследовать секреты мастерства.