Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма - Глен Кук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эх, кабы красота могла выигрывать войны…
Уж чем-чем, а красотой Черный Отряд и не отличался.
Костоправ что-то прошептал. Взглянув на него, я был поражен: в уголке глаза поблескивала слеза.
Он знал, что ожидает всех этих бравых юношей.
Полк наконец прошел, и мы пересекли улицу, внимательно глядя под ноги.
Одноглазый встретил нас в большом зале у входа в покои Костоправа:
– Ну? Есть новости?
Старик покачал головой:
– Все банально, никакой магии.
– А-а… Что ж, нам легко никогда не бывало.
– Я должен снова отыскать библиотеку, – сказал я. – Дай мне что-нибудь, чтобы не заплутать.
Одноглазый воззрился на меня так, словно более идиотской просьбы в жизни не слышал:
– Я уже дал. – Он указал на мое запястье:
– Этот амулет – только от твоих чар. А после Копченого наверняка и его собственные кое-где остались.
Коротышка обдумал мои слова:
– Может быть. Дай-ка сюда…
Я принялся снимать нитяной браслет, и тут Одноглазый заметил амулет нюень бао:
– Нефрит? – Он схватил мое запястье.
– Похоже на то. Он принадлежал Хонь Трэй, бабушке Сари. Ты ее не знал. Она была женой старого Глашатая.
– Ты носил его все эти годы, а я и не замечал?
– Я не носил его, пока Сари… До той ночи. Но Сари иногда надевала его, когда хотела быть понарядней.
– Ах да… Припоминаю…
Он сдвинул брови, словно пытаясь что-то вспомнить, затем пожал плечами, отошел в угол и забормотал над браслетом. Вернувшись, сказал:
– Ну вот, теперь через любые запутки пройдешь. Кроме собственных.
– Что?
– У тебя припадки в последнее время были?
– Нет… Ничего такого не припоминаю.
Оговорку я сделал специально. Похоже, все-таки были припадки, не оставившие следа в моем сознании.
– И нет догадок насчет их причины? Или насчет того, с кем ты встречаешься всякий раз, возвращаясь в Дежагор?
– Я хотел убежать от боли, причиненной потерей Сари.
Взгляд Одноглазого сделался пронизывающим – как всякий раз, когда колдун выуживал меня из прошлого. Очевидно, мой ответ его не убедил.
– А что, это вдруг снова стало важным?
– Это всегда было важным, Мурген. Просто не было времени выяснять.
Да его и теперь нет.
– Мы всего лишь хотим привести тебя в порядок, – пояснил колдун. – Чтобы ты сам мог позаботиться о себе и в бою не сплоховал.
Одноглазый – и вдруг серьезен? Жутковато от этого делается.
Костоправ, утратив к нам интерес, вернулся было к своим картам и цифрам, но вдруг поднял голову и еще раз напомнил:
– Мне нужно прочитать эти книги до отъезда.
Иногда я понимаю намеки:
– Иду, командир.
По дороге я заглянул к Копченому – убедиться, что он еще дышит, а заодно покормить. Кормежка и обмывание стали предлогом для визитов в его палату, на случай если кому-нибудь вроде Радиши удастся преодолеть запутки Одноглазого, изрядно усложнившиеся с тех пор, как я начал путешествовать с Копченым.
Затем я попытался вспомнить, куда сворачивал в ту ночь, когда наткнулся на библиотеку. Воспоминания были смутными – то была тяжелая ночь, да и произошло с тех пор многое. Я знал лишь, что библиотека находится на этом же этаже, – я никуда не поднимался и не спускался. И в те покои, вероятно, после Копченого никто не заглядывал. Помнится, там хватало паутины и пыли.
Мне не понадобилось много времени, чтобы добраться до заброшенных коридоров. Казалось, недра дворца превратились в огромный пыльный лабиринт, не нуждавшийся ни в каких охранительных чарах.
Выйдя от Копченого, я уже через несколько минут наткнулся на мертвеца. Вначале, конечно, почуял запах и услышал жужжание мух. Оставалось лишь загадкой, чей это труп, – пока в свете моей лампы не показался мертвый душила. Похоже, умер от ран, заблудившись в потемках среди уводящих с дороги заклятий.
Меня передернуло. Увиденное пробудило во мне глубочайшие страхи, источник ночных кошмаров, леденящий ужас перед тесными и темными подземельями…
Интересно, наслаждалась ли подлая богиня обманников бесславной кончиной своего раба?
Я осторожно обошел труп, не глядя на него и зажимая нос. Душила и в смерти продолжал служить богине тлена.
Вскоре я понял, что во дворце заблудился не один душила. Я едва не наступил на другой труп, обнаружив его только благодаря вспугнутым моим приближением мухам.
Я остановился:
– Ух ты…
Этот выглядел совсем свежо. Может, здесь все еще скрываются безумцы, готовые на все ради своей богини?
Дальше я шел гораздо медленнее и осторожнее, держа одну руку на горле. Чудились шорохи. В памяти всплыли все когда-либо слышанные истории о привидениях. Через каждые пять-шесть шагов я останавливался и оборачивался кругом – не блеснут ли где глаза, отражая свет моей лампы. Кой черт дернул меня пойти в одиночку?
Впереди появились свежие следы. Опустившись на колени, я узнал в пыли отпечатки собственных башмаков. После меня этим коридором прошел кто-то еще, освещая свой путь целым канделябром. Многочисленные капли воска упали на уже потревоженную пыль. А за свеченосцем шел еще кто-то. Даже не шел, а полз. Возможно, по дороге поедал найденный воск.
Я вслушивался в тишину. Здесь, в самой глубине дворца, даже крыс не увидишь, – кроме как друг дружкой, питаться им нечем.
Все так же, с опаской, я двинулся по следам того, кто проходил по коридору после меня. Сердце в груди, казалось, вот-вот взорвется.
У меня вдруг сильно зачесалось в носу. Стоило раз чихнуть – и пошло! Продержаться удавалось с полминуты, но от этого чихалось только хуже.
Тут уж я начал слышать всевозможные звуки. И не мог не чихать достаточно долго, чтобы убедиться: эти звуки мне только чудятся. Или чтобы определить их источник, окажись они настоящими.
Может, это лучше сделать как-нибудь в другой раз?
Вдруг передо мной возникла из темноты та самая сломанная дверь. Я остановился и осмотрел ее. Похоже, висит она как-то не так. Следы в пыли говорят о том, что после меня здесь кто-то успел побывать.
Осторожно, не касаясь ничего лишнего, я отодвинул дверь и вошел в библиотеку.
Там все было перевернуто вверх дном. На полках и в шкафах осталась лишь горстка книг, свитков и разрозненных листов: в основном податные записи, инвентарные описи и малоинтересные сведения об истории города. Это-то для чего понадобилось Копченому? Чтобы спрятать среди хлама вещи стоящие? Или дело в том, что, помимо должности придворного колдуна, он выполнял и обязанности брандмейстера?