Военное искусство Александра Великого - Джон Фредерик Чарльз Фуллер

Даже в этот ранний период своего правления он, вероятно, рассматривал Эллинский союз, детище его отца, в качестве временного орудия; там, как и в будущих его повторениях – Лиге Наций и ООН, – притворное братство маскировало личные интересы, а за видимостью политического равенства скрывалось жесткое противостояние. И все же его ценность как инструмента политики должна была быть очевидна для Александра, как и для его создателя, его отца. Союз, со всеми его претензиями, придавал власти Александра видимость законности: без такого оправдания греки не приняли бы его как своего верховного представителя. Хотя как государственный деятель он выдвинул идею «войны отмщения», нашедшую отклик в сердцах, он ясно отдавал себе отчет в том, что политику нельзя строить на ненависти. Тем не менее он остался лояльным к установлениям союза вплоть до конца своего правления, когда, отбросив всякое притворство, потребовал для себя божеских почестей.

Что бы ни было его целью, когда он переправился через Дарданеллы, – а включение в состав экспедиции историков, географов, ботаников, зоологов, металлургов и других ученых предполагает, что он не ограничивался какой-то одной задачей, – основным его намерением было освободить древние греческие города Малой Азии, которые со времени завоеваний Кира входили в состав Персидской империи. Эта задача не имела ничего общего с отмщением, которое, возможно, осуществлялось уже после освобождения. Но и само освобождение имело в виду чисто политические цели, которые, будучи достигнуты, помогали решению стратегических проблем. Эти проблемы, как показали дальнейшие события, были ясны Александру, и главная состояла в том, что греческие земли, с учетом мощи и богатства Персии, а также преимуществ персов на море, – не будут в безопасности, пока оба побережья Эгейского моря не окажутся в руках греков. Освобождение оказывалось эфемерным, если освобожденные города не могли гарантировать спокойствие восточного побережья. Поскольку они не способны были гарантировать такую безопасность, а, наоборот, следовало гарантировать безопасность им самим, то единственным способом добиться этого было двигаться к восточным границам в направлении Галиса (река в Малой Азии). Таким образом, с самого начала кампании идеологические цели уступили место стратегической задаче обеспечения безопасности, в результате чего Александр стал продвигаться на восток, ибо для достижения полной безопасности следовало подчинить всю Персидскую империю.

Это была долгосрочная программа, исполнение которой привело Александра к реке Биас, и одновременно она подсказала ему политические средства, без которых цель была едва ли достижима. Хотя он пришел в малоазиатские греческие города как освободитель, он был македонец, и их жители, с которыми персы обращались довольно сносно, сомневались, принесет ли им благо перемена властителя. Но когда после победы при Гранике Александр стал относиться к ним, как к свободным союзникам, сохранив и восстановив их старые формы демократии, освободил Или– он, Эритры, ионийские и этолийские города от выплаты дани, украсил храм Афины в Илионе, приказал восстановить Смирну и перестроил Клазомены, освятил храм Афины в Приене, приказал восстановить храм Артемиды в Эфесе, который был сожжен в год его рождения, и повсюду выказывал почтение к эллинским традициям – греки стали смотреть на него не только как на освободителя, но как на отца, обретшего давно потерянных детей.

Эта политика примирения показывает, что Александр понимал то, о чем забывают многие государственные деятели: а именно что добрая воля гражданского населения является нравственной основой военной мощи[214]. Из этого вытекает, что на войне всегда существуют два фронта – внешний, или физический фронт, епархия генерала, и внутренний, или психологический фронт – епархия государственного деятеля. На первом сражения ведутся с помощью оружия, а на последнем – идеями, которыми политик оперирует в отношении народа-противника. Если он проводит политику, которая отвращает народ от их собственных правителей, – то есть ослабляет его лояльность, – тогда подрываются и нравственные основы военной силы врага[215].

Стратегическую значимость этих шагов Александра трудно переоценить, поскольку без укрепления внутреннего фронта Александр не сумел бы с теми ограниченными ресурсами, которыми он располагал, сокрушить военную мощь Персии, особенно учитывая громадную протяженность ее империи. Без дружественно настроенного населения ему пришлось бы оставлять гарнизоны в каждом из завоеванных им городов и на каждой миле его коммуникаций, в результате чего еще до того, как он достиг бы центра империи, его наступательные силы истощились бы.

Политика примирения не ограничивалась лишь греческими городами Малой Азии. В Лидии после того, как Мифрина, командир персидского гарнизона в Сардах, сдал ему город без боя, Александр принял его с почестями и вернул жителям Сард и другим лидийцам их старые законы, которые отнял у них Кир.

Именно в Сардах государственная мудрость Александра проявилась в полной мере. Чтобы оставить мир и согласие в своем тылу, что было необходимым условием для продвижения вперед, он не стал разрушать персидскую систему правления, и назначение после победы при Гранике Каласа сатрапом Геллеспонтиды-Фригии свидетельствует о его намерениях. В Сардах Александр жестко ограничил могущество сатрапа, которого он назначил; он лишил его контроля за финансами, налогами и военного командования, это была долгосрочная реформа, которая исключала возможность восстаний – чем всегда страдала Персидская империя. Для дальнейшего укрепления безопасности основные крепости, такие, как Сарды, Тир, Газа, Пелусий, Мемфис и Вавилон, были отданы под командование македонских гарнизонов, непосредственно подчиненных Александру.

Не следует думать, что Александр всегда придерживался одинаковых принципов; каждому городу, региону, провинции он воздавал должное. В Карии он назначил сатрапом Аду, местную женщину, которой после ее смерти наследовал македонец. В Финикии, везде, кроме Тира, он сохранил власть городских царей, а в Египте упразднил систему сатрапий и назначил египтянина наместником. Практические причины такого радикального изменения системы управления уже упоминались; в стране, где он был признан не только царем, но и считался божеством (в Египте), было бы бестактно оставлять прежнюю систему персидской администрации – Александр должен был искоренить богохульство, практиковавшееся Камбизом и Артаксерксом III. Короче, как правитель Александр опирался на то, что уже существовало раньше, но никогда не оставлял ту систему, которая не выдержала проверки практикой.