Святой Грааль - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Томас разжал объятия, быстро отступил. Из огромной пасти,что нависла над ним, хлестала кровь, красные, как горящие уголья, глазаисполинского медведя погасли. Он повалился навзничь, земля вздрогнула икачнулась. Толстые лапы дернулись и вытянулись.
Девушка под деревом сидела с выражением ужаса на грязномперепачканном лице. Томас слабо улыбнулся, бояться больше нечего.
Калика возвращался неторопливо, вел в поводу прядающегоушами коня Томаса. Он окинул Томаса неодобрительным взглядом:
— Что вечно перемазываешься, как свинья... Скорее вручей, а то засохнет — не отдерешь.
Томас тяжело дышал, в груди хрипело, кололо при каждомглубоком вздохе, словно медведь сломал ребра. Не в силах ответить он толькоповернул голову в сторону ручья, но шагнуть не решился, боялся, что ослабевшиеноги не удержат.
Олег спрыгнул с коня, подошел к девушке. Она испуганноотодвинулась, в глазах еще жил ужас.
— Дурочка, — сказал Олег убеждающе, — не менянадо бояться, а вон того в железной скорлупе. Сердце у него тоже в скорлупе,предупреждаю!.. Дай-ка поправлю ногу, она у тебя какая-то странная.
Он ощупал ее лодыжку, взялся обеими руками, помял, растянул,круто сдвинул, девушка чуть вскрикнула, тоненьким голоском как зверек в норке,но даже Томас сразу понял, что вывиха больше нет, а легкая боль через день-двазабудется.
Он потащился к ручью, стараясь не хромать, изо всех силдержа лицо безмятежным. Берег подался под его железными подковами, Томас упал ина спине съехал в ледяную воду, подняв каскады сверкающих брызг. Ручеек былмал, ноги упирались в противоположный берег, а голова оставалась на этойстороне, студеная вода струилась между доспехами, намочила вязаную одежду,охлаждала избитое тело, Томас чувствовал себя сплошным кровоподтеком, изкоторого во все стороны торчат сломанные ребра и зазубренные обломки костей.
Он еще лежал в ручье — продрог, но терпел, хоть и стучалзубами. Солнце все еще палит нещадно, вон от зноя мухи падают замертво. Какаявышмыгнет из-под листика, то блеснет слюдяными крылышками, схватит что-то и тутже прячется, пока не превратится в уголек. Трава на берегу съежилась, легла наземлю, даром что корни опускаются до ледяной воды — изнемогает.
Сверху послышался сильный голос:
— Сэр Томас! Нехорошо... Гости пожаловали, а он всерыбу ловит. Много поймал?
Томас услышал чужие голоса. Земля осыпалась под егожелезными локтями, наконец встал посреди ручья, похожий на фонтан в королевскомдворце: из всех щелей доспеха брызжут тугие струи воды. За пазухой что-тотрепыхнулось. Томас непроизвольно сунул пятерню, пошарил, на ладони прыгаласеребристая рыбка с красными плавниками и выпученными сердитыми глазами.Остолбеневший Томас разжал пальцы, рыбка подпрыгнула и булькнула в ручей.
— Это за полдня? — сказал Олег обвиняюще.Эх... — Иди встречай гостей.
— А ты?
— Они жаждут тебя.
Томас вышел все еще слабый, продрогший, но взбодренный. Наберегу под деревьями уже стояли три шатра, вокруг суетился народ, а по дорогедвигался целый обоз из смирных лошадок — тянули ветхие телеги с убогим скарбом.Следом шли худые, в лохмотьях, почти безоружные люди.
Навстречу Томасу шагнул приземистый лохматый мужчина врваной рубашке и старых брюках. На веревочном поясе висел короткий меч сдеревянной рукоятью. За ним держались два мужика еще беднее и проще и тадевчонка, из-за которой дрался, — уже умытая, причесанная, в темныхволосах пламенел цветок. Она во все глаза смотрела на Томаса, что-тобыстро-быстро шептала двум мужчинам.
Лохматый поклонился Томасу:
— Я вождь племени, меня зовут Самота. Это моя внучатаяплемянница, хитрая и ленивая, но мы любим свой народ, не хотим ничьей гибели...Спасибо, могучий воин! Почти нас присутствием, погости.
Томас развел руки, оглянулся на Олега за поддержкой:
— Спасибо. Мы бы рады, но надо ехать.
— Едешь к морю? — спросил вождь.
— Да.
— А потом? В Константинополь?
Томас удивился, встревожился:
— Откуда знаешь?
— Все едут в Константинополь, — ответил вождь спокойно. —Дороги мира идут через этот стольный град. Ты — франк. Сюда шел черезКонстантинополь, обратно не минуешь.
— Верно, — признался Томас. — Но я не могутерять времени.
Самота обернулся к помощникам, быстро переговорил, сноваобратился к рыцарю:
— Уедешь сегодня, до полудня будешь сидеть на берегу.По этой дороге нет портов, а корабль Гелонга — это мой родственник! —уходит лишь после праздника.
— Какого? — спросил Томас.
— Великой Рыбы, что спасла нашу страну, — ответилСамота торжественно.
Томас открыл было рот, чтобы сказать, что думает о языческихобрядах, но, перехватив насмешливый взгляд калики, прикусил язык. Пусть живутпо своим обрядам. Этот народ окрестят те, у кого больше свободного времени именьше забот.
— Спасибо, — ответил он хмуро. — Но завтра свосходом солнца мы выступим в путь. Как зовут, говоришь, твоего родственника?
— Гелонг. Мы напишем, что ты наш друг, он сделает все,чтобы твое путешествие было приятным.
Томас оглядел их лохмотья, изможденные лица и босые ноги,спросил недоверчиво:
— Знаете грамоту?
Вождь засмеялся, показав желтые выщербленные зубы:
— Все до единого! Только два народа на свете вынужденызнать грамоту, ибо так велят боги: мы, великие урюпинцы, и эти, как их... некиеиудеи.
Телеги поставили кольцом, протянули цепи. Как объяснилиТомасу, так защищаются от внезапного нападения разбойников — послеразрушительной войны ими кишат дороги и караванные пути. В середине стены изтелег разожгли костры, поставили два десятка шатров — бедных, сшитых изобрезков шкур и старых одеял, грязных полотнищ. На кострах в котелках варилижидкую мучную похлебку, на углях пекли съедобные коренья. Томас выложил мясо илакомства, что дали в дорогу мерефянцы, засмеялся, видя как распахнулись отвосторга глаза детей и взрослых.
Спасенная девушка, ее звали Игуанда, не отходила от Томаса,смотрела влюбленными глазами. Олег ухмыльнулся. Внучатая племянница, как онвысчитал по пальцам, довольно высокая степень родства, если считать по матери,ибо урюпинцы и иудеи ведут счет родства по материнской линии. Народ здесьбедный, зато их не ограбишь. Выглядят счастливыми, а что человеку еще надо?
Томас сердился, опять все шишки на него, а калика снова всторонке: сидит у костра, пьет с урюпинцами кислое вино, слушает истории. Как сгуся вода! А урюпинцы простодушно спрашивают, не думает ли могучий воинпримкнуть к ним: Игуанда пойдет за него, если хорошо попросит, а со временеммог бы и вождем стать, если все обычаи запомнит!