Однажды летом - Карен Робардс

— Ну, что там еще?

Сержант вздохнул:

— Все не так просто. Слухи ходят отвратительные, я даже не ожидал, что такое возможно. Люди считают тебя махровым убийцей и слышать не хотят моих возражений. Их бесит, что ты до сих пор на свободе.

— Вы пытаетесь подготовить меня к возможному линчеванию?

Сержант плотно сжал губы.

— Нет, я не об этом. Народ в Тейлорвилле хороший, кого ни возьми. Но убийство Уоткинс и теперь вот исчезновение мальчишки накалили обстановку. Люди задают вопрос, не могли ли мальчика убить, чтобы заткнуть ему глотку, а Том Уоткинс клянется, что сделать это мог только ты. Есть и такие, кто, сопоставив все факты, определил в качестве следующей жертвы Рейчел. Горожане, у которых есть дети, волнуются за судьбу Джереми. К тому же в городе все с большим уважением относятся к Рейчел, и видеть ее в гробу ни у кого нет желания.

Джонни в упор посмотрел на сержанта.

— Вы все еще думаете, что это моих рук дело?

— Ты опять пытаешься делать выводы за меня. Я ведь не сказал, что считаю тебя убийцей. Если Рейчел говорит правду — а мне не припомнится случая, чтобы она когда-либо солгала, — ты не мог убить Гленду. Я о другом: если что-то случится с Рейчел или выяснится, что мальчик мертв, я не дам за твою жизнь и пятицентовика. Хотя и сейчас за нее вряд ли можно дать больше.

Джонни хотел было ответить, но сержант жестом остановил его:

— Позволь мне закончить свою мысль. В сложившейся ситуации я вижу два варианта развития событий. Предположим, Рейчел говорит правду и ты не мог убить миссис Уоткинс. И все-таки ты ведь встречался с ней, так же как и с Мэрибет Эдвардс. Обе они мертвы. Сдается мне, что Рейчел — основной кандидат на третью жертву, поскольку единственное логичное объяснение мотива убийств — твоя связь с этими женщинами. Версия вторая: допустим, что ты и есть тот самый маньяк, убивший Мэрибет Эдвардс и миссис Уоткинс по каким-то неизвестным причинам, а Рейчел лжет, выгораживая тебя. Подобная гипотеза и циркулирует по городу. Так или иначе, но Рейчел снова оказывается в опасности — теперь уже из-за тебя.

Джонни стиснул зубы.

— Вы должны обеспечить ей охрану силами полиции.

— Я думал об этом. Но у меня в штате всего шесть человек, а лишить город полицейской защиты я не могу. К тому же между двумя убийствами лежит интервал в одиннадцать лет. Нельзя же приставить к Рейчел телохранителя на ближайшее десятилетие.

— Выходит, вы вызвали меня сюда, чтобы сказать, что я все еще под подозрением и Рейчел в опасности. Я правильно вас понял?

— Нет, неправильно. Я хотел сказать, чтобы ты убирался из города. Без тебя нам будет спать спокойнее.

— А как насчет Рейчел? — В голосе Джонни зазвучали злобные нотки.

Уитли пожал плечами:

— Сомневаюсь, что она выиграет, уехав с тобой. А без тебя будет по крайней мере в безопасности. К тому же мне вовсе не улыбается перспектива вытаскивать тебя из петли, подвешенного на суку дерева.

Джонни скривил рот.

— Что ж, вы свое слово сказали. Теперь позвольте высказаться мне. Вопреки моему желанию я не уеду из этого проклятого города без Рейчел, а она пока прикована к отцу. Так что Тейлорвиллу придется потерпеть мое присутствие.

Сержант совершенно спокойно воспринял его выпад.

— Я не могу заставить тебя уехать.

— Разумеется. — Джонни в упор смотрел на него.

— Что ж, мы были честны друг с другом. Я просто хотел поделиться с тобой своими мыслями. — Уитли уже шагнул в сторону, но на прощание обернулся. — Так, для сведения: лично я не считаю тебя виновным. Но мне в жизни случалось ошибаться.

Джонни ничего не ответил. Сержант хмыкнул и направился к своему серому «таурусу», припаркованному у тротуара. Он открыл дверцу и опять обернулся к Джонни.

— Кстати, у тебя здесь больше не осталось старых подружек? — спросил он.

— Живых нет, — коротко бросил Джонни.

Сержант задумался, потом кивнул и сел за руль. Джонни еще какое-то время стоял на улице, затем развернулся и направился ко входу в больницу.

Смерть наступала мучительно долго. Джереми это понял, когда прошла уже, казалось, целая вечность. Без пищи, без воды, без света, терзаемый нескончаемой тупой болью, которая отдавалась в голове при каждом его движений, он, все-таки жил. Сколько часов или дней, а может, и недель миновало, он не знал, но ему казалось, что уже больше года находится в этой холодной смердящей темноте. Один, если не считать голоса матери.

Теперь он знал, что голос принадлежит ей, и это несколько успокаивало. Его пальцы были содраны в кровь после безуспешных попыток сдвинуть каменную глыбу. Джереми понял, что ему не выбраться из заточения, и от этого чувствовал себя еще более несчастным. Он лежал на каменном полу, а в голове все стучало, в глазах рябило, и тело содрогалось в ознобе. Время от времени сознание возвращалось к нему, а когда боль и страх становились нестерпимыми, приходил голос матери. Джереми представлял, что лежит в постельке, рядом свернулся калачиком Джейк, а мама сидит в углу комнаты в своем любимом кресле-качалке.

— Джереми, помнишь, я иногда разрешала тебе прогуливать занятия в школе, и мы с тобой ходили на рыбалку?

— Да, мама.

— А помнишь, как-то на Рождество Санта принес тебе новый велосипед?

— Да, мама.

— Помнишь День благодарения… День всех святых… Твой день рождения?

— Да, мама.

Иногда она пела ему колыбельные, иногда просто напоминала о своем присутствии. Когда жажда иссушила горло, именно мама помогла ему подняться и попытаться слизнуть капли влаги с каменной глыбы. Почувствовав, что оживает, мальчик мысленно поблагодарил маму за спасение. Ему все сильнее хотелось воссоединиться с ней, переступить ту черту, за которой была она, но что-то подсказывало, что мама этого не хочет. Мама хотела, чтобы он жил.

Голод, поначалу разливавшийся в нем болью, постепенно сменился унылой пустотой, которая уже не беспокоила. Джереми лежал возле каменной глыбы, изредка слизывая с нее влагу, и слушал мамин голос. Только так удавалось бороться со страхом.

Но страх все-таки жил. Джереми боялся, что скоро вернется убийца. И теперь уже не уйдет никогда.

Вспомнив о длинном сверкающем ноже, он громко всхлипнул. И уже не мог сдержать рыданий, хотя мамин голос и прорывался сквозь темноту, отгоняя страх:

— Будь храбрым, сынок. Будь храбрым.

В пятницу Стену стало чуть лучше, так что Элизабет и Рейчел смогли на какое-то время покинуть больницу. Бекки осталась с отцом, а Джонни отвез Рейчел с матерью в Уолнат-Гроув на машине Рейчел. Элизабет, сидевшая рядом с Джонни, напоминала лишь бледную копию той цветущей женщины, которая угощала его обедом в воскресенье. Она сидела с закрытыми глазами, откинув голову на спинку сиденья и безвольно сложив руки на коленях. Пожалуй, впервые в жизни Рейчел видела мать в столь удрученном состоянии.