Безжалостные боги - Эмили А. Дункан

Серефин закрыл глаза, не сомневаясь, что не выживет в этом сражении.

Надя выскользнула из отведенной ей кельи. Ей не терпелось отправиться в путь, а тупая непрекращающаяся боль в руке не давала уснуть и не позволяла думать о чем-то другом.

Ночной воздух обжигал легкие, а холод сковывал кости. Но Надя даже соскучилась по этому привычному ощущению, пока находилась в Транавии.

Она забралась на крепостной вал, окружавший монастырь, и облокотилась на защитную стену, поставив локти между деревянными зубцами.

Из темноты донеслись приглушенные голоса. Приглядевшись, Надя увидела внизу Париджахан, которая привалилась к стене плечом. А у ее ног сидел долговязый Малахия, опираясь спиной на деревянные столбы.

Недоверие тут же сжало грудь Нади, хоть она и понимала, что для него нет причин. Париджахан и Малахия дружили еще до того, как столкнулись с Надей. И хотя она точно знала, что не может доверять транавийцу, но при этом ни капли не сомневалась в Пардж, придерживавшейся собственных моральных норм. И они точно не соответствовали ни прагматизму Нади, ни полнейшему пренебрежению всем и вся Малахии.

Так что Надя даже не догадывалась, какую игру ведет Париджахан, и это беспокоило ее.

– Ох, неужели сегодня никто не спит.

Надя вздрогнула, когда Рашид прислонился к стене рядом с ней. Он бросил взгляд на Париджахан и Малахию, а затем повернулся к Наде.

– Что они обсуждают? – спросила она.

Рашид пожал плечами.

– Париджахан опасается, что кто-нибудь из ее Траваша отправится за ней.

– Траваш – это же королевская семья, верно?

– Ну, это очень упрощенное сравнение. Но в целом да. Ее дом удерживает власть в Аколе три последних поколения. Что для нашей страны считается очень долгим временем.

– Ты из другого дома?

– Это очень сложный вопрос.

– Так просвети меня, – ответила Надя и чуть ближе шагнула к Рашиду в поисках тепла.

Он тут же придвинулся к ней и обнял за плечи.

– Неужели ты не знаешь длинной и невероятно запутанной истории Аколы? – с наигранным удивлением в голосе спросил он.

– Ну, мое образование получилось немного нестандартным.

Рашид ухмыльнулся.

– Раньше территорию Аколы занимало пять государств. Техра, Рашнит, Тахбини, Янзин-Задар и Паалмидеш. В каждом из них существовала своя культура и свой язык. Я родился в той области, что когда-то называлась Янзин-Задар. А Париджахан – из бывшего Паалмидеша. Ее территория находилась ближе к Линдао, если говорить о существующих границах. Моя же – к средней полосе Калязина.

– Это противоположные окраины страны, – заметила Надя.

– Верно. Траваша старались объединить страны, – он замолчал, вглядываясь в темноту, – но их попытки провалились. И три из пяти богатых стран истощили другие, поскольку семьи при любой возможности отбирали друг у друга власть.

Надя задумалась.

– А какой язык сейчас считается аколийским?

– Вы, иностранцы, такие глупые.

Надя фыркнула.

– Это паалмидешский. Но я и вправду не думаю, что кто-то из вас это знает. Здесь, на севере, все такие занятые. Да и наши внутренние распри не могут посоперничать с концом света.

– Это преуменьшение века, Рашид.

Он усмехнулся.

– Так как ты познакомился с Париджахан? Ты никогда мне об этом не рассказывал.

Рашид поморщился на мгновение.

– Я выплачивал долг своей семьи. Поэтому работал в ее доме.

Надя догадывалась, что за этими словами скрывалось множество историй. Но писарь еще не готов был их рассказать. И она не собиралась давить на него. Теперь она знала хотя бы часть истории Париджахан и Рашида.

– Я все еще не могу понять, как мы с Париджахан угодили в эту передрягу, – тихо сказал он. – Но рад, что мы встретились с тобой.

– Как прекрасно ты владеешь лестью, Рашид, – сухо отозвалась Надя.

Но он искренне подмигнул ей с привычной игривой непочтительностью.

– Ты скучаешь по Аколе?

– Да. Хотя там у меня практически никого не осталось. Сестра счастливо вышла замуж, а родители умерли от болезни, которая унесла жизни практически половины жителей Ирдистини. Я находился в Паалмидеше, когда это произошло.

Надя положила голову ему на плечо.

– Ну, я рада, что ты сейчас здесь.

– Меня бы больше устроило отсутствие трагедий в моей жизни.

Надя посмотрела вниз. Малахия продолжал сидеть у стены и сейчас, запрокинув голову, смотрел на звезды. А Париджахан направлялась к ним.

– С ним все в порядке? – спросила Надя у аколийки, когда та нырнула под вторую руку Рашида.

– Нет, – ответила Париджахан.

Надя вздохнула, а затем выбралась из-под руки Рашида и спустилась вниз. Малахия даже не пошевелился, когда она остановилась рядом с ним.

– Dozleyena, sterevyani bolen, – тихо сказала она.

– Czijow, towy dżimyka.

Его глаза оказались закрыты, а на губах виднелась легкая улыбка.

Она коснулась рукой его волос и тут же ощутила необъяснимый толчок силы, который на мгновение заглушил ноющую боль в ее ладони. Но затем Малахия протянул руку и переплел их пальцы.

«Странно».

Надя не отдернула руку. После их спора в трапезной она поняла, что устала притворяться, будто не желает видеть его рядом. Только вскоре ей придется предать его, и не станет ли все еще хуже, если она – хоть немного – подпустит Малахию ближе? Или только лучше? Терзался ли он этими мыслями, когда намеревался предать ее?

– Ох.

Надя высвободила пальцы, и ладонь тут же пронзила острая боль.

Малахия обеспокоенно нахмурился.

– С этим ничего не поделать, и не надо так на меня смотреть.

– Останься, – ласково попросил он.

Поразмыслив несколько мгновений, она все же опустилась на землю и прислонилась спиной к стене.

– Ты не сможешь это исправить.

– Все еще болит? – Он потянулся и, положив руку на тыльную сторону ее ладони, вновь переплел их пальцы.

Надя кивнула, прикусив нижнюю губу, а Малахия принялся закатывать ей рукав, невольно задевая кожу своими холодными когтями.