Закон Ордена - Петр Гурский

– Ама.

– И это не вечно пьяные бабы, валяющиеся по сараям?

– Эти бабы – тоже Ама, но они не в счет.

– А Кладия?

– Я уже говорил, что она – магистресса, молодая, но очень могущественная, потому что у нее могущественная мать.

Кестель не верил, не хотел верить – и не поверил бы, если бы не тонущие в сумраке залы, рассказывающие обо всем еще выразительнее, чем Бон.

– Ама – сеть, оплетшая целый мир. Там учат о полной власти женщин над мужчинами и менее привилегированными женщинами; учат предательству, подлости и манипуляциям. Там юных послушниц наставляют в беспощадности и жестокости. Таков закон Ордена. Кестель, ты слыхал о нем?

– Слыхал.

– У Ама есть много монастырей, а кроме того, во многих великих замках жена владыки – магистресса. И властвуют на самом деле не князья, а их жены. Благодаря их стараниям Тринадцать княжеств объединились и истребили хунг, чтобы занять города, захватить сокровища и книги. Это в Ама родилась идея заключать красавиц в башни, охраняемые драконами. Сначала Ама хотели использовать нас, драконов, для того чтобы силой захватить мир. Но эту идею обсудили только раз и бесповоротно отбросили. Против чужой власти можно сражаться, открыто выступившего тирана можно свергнуть. Потому женщины Ама пошли другой дорогой, решили взять власть из тени, за спинами, когда решающие не понимают, что решают за них.

– Что с Кладией? – глухо спросил Кестель, которому было глубоко наплевать на судьбы мира и тайную власть.

– Она – магистресса Ордена, а в этой башне она отдыхает, – терпеливо объяснил Бон. – Верхушка Ордена иногда выезжает в башни, чтобы передохнуть: полежать в теплой ванне, почитать, предаться сексуальным оргиям или по иным надобностям. А тем временем Орден распускает слухи о том, что в башне рыдает плененная красавица, и вызывает рыцарей спасать бедняжку. Те едут – причем лучшие из лучших – и умирают. Иные едут из глупости, из желания прославиться, а то и из фрустрации, за единственным шансом добыть себе знатную жену. Магистрессы наблюдают из окошка за отчаянными попытками несчастных… Но, конечно же, настоящее назначение этих кровавых спектаклей – избавление от неугодных. Интригами к бою с драконом подталкивают людей сильных и влиятельных, мешающих Ордену. Как правило, такие люди не имеют ни малейшего желания спасать кого бы то ни было из драконьих лап, но Орден умеет делать предложения, от которых нельзя отказаться. Потому и магнаты приезжают сюда и гибнут, как прочие смертные. Иногда Орден шантажирует власть имущих перспективой боя с драконом, заставляет откупаться.

– А моя Кладия… она тоже?

– Не хочу разбивать тебе сердце, но…

– Скажи мне! – потребовал Кестель.

– Но ты ведь уже все понял сам, хотя тебе это и не понравилось.

– Скажи мне!

– Да, она тоже, – подтвердил Бон.

– То есть?

– Когда сюда вошла Кладия со своим двором, оргии продолжались четыре недели.

– А ты?

– Что я? – спросил дракон.

– Ты тоже был там.

– Меня пригласили.

– И ты трахал ее? – спросил Кестель.

– Я же говорил, что тебе не понравится.

– Так трахал?

– Они, знаешь, очень любопытные. Все хотят попробовать.

Взгляд Кестеля беспомощно блуждал по роскоши вокруг. Было трудно дышать, хотелось поскорей наверх, вдохнуть ночного воздуха.

– Я потратил много недель, собирая для тебя эту мозаику, и все для того, чтобы освободить Кладию. Я умирал столько раз, что не хочется даже и вспоминать. И все впустую?

– Орден захватил эти башни, чтобы влиять на судьбы мира – а заодно и чтобы его магистрессы могли как следует развлечься. Остроумно, правда?

Кестель угрюмо и отчаянно посмотрел на него.

– Я же умирал!

– Но тебе повезло больше, чем остальным.

– Хотел бы я не знать обо всем этом.

– Когда мы договаривались, я предупреждал о том, что тебе не понравится увиденное, – сказал дракон. – Я всего лишь сдержал слово.

Нетса взошел вместе с драконами на вершину башни. Лифт поднимал только до поверхности, потом шли по лестницам. Наверху сильный ветер трепал волосы, хлестал по лицам, плащи хлопали будто паруса.

– Я обещал, что ты с ней встретишься, – и оно так будет, – сказал Бон. – Я улечу, а они отыщут тебя по медальону. Ты отдал мозаику, ее магия больше не хранит тебя. Они придут.

У Кестеля сжалось сердце, участилось дыхание. Дракон с сочувствием посмотрел на него.

– Только они убьют тебя.

Но затем он прищурился, присмотрелся к руке Кестеля и, немного помолчав, добавил:

– Хотя убить у них может и не получиться.

Кестель посмотрел на руку. На плаще не оказалось крови. Кестель снял его. Кровь пропала и с рубахи. Разрезанные мышцы жгло огнем. Кестель давно уже не чувствовал такой боли. Но когда он тронул рану, то почувствовал: она затягивается.

Как это понимать? Ведь мозаики уже нет в теле. Проклятие, заработавшее, когда Кестель умер в первый раз, уже должно развеяться.

Дракон задумчиво глядел на него.

– Если уж мозаика оставила в тебе след… тем хуже для тебя. Они этого не допустят. Тебя ожидает Магия крон. И ты знаешь, что это значит.

Кестель знал. Паяц говорил про уготованную судьбу горше смерти.

– Да он не верит, – весело сказала Йонни.

Бон глянул на нее, та скорчила нарочито суровую мину, но глаза ее по-прежнему смеялись.

– Конечно же, Орден не позволит, чтобы ты бессмертным шлялся по миру, – заметил дракон. – Вскоре начнется война. Ордену ни к чему осложнения. Выбрось медальон и беги, спрячься в лесах, укройся среди хунг.

Кестель молча помотал головой. Теперь, избавившись от мозаики в руке, он почувствовал, насколько же устал, – словно все бессонные ночи возвращаются и сливаются в одно всепобеждающее чувство неимоверного изнеможения.

Драконы собирались улететь, но Бон еще колебался, размышлял. В конце концов он сказал:

– Я хотел бы помочь тебе.

– Как?

– Орден могущественен. Мы пойдем на него… но потребуется много месяцев, а может, и лет… Мы должны освободить других драконов. Мы развяжем войну, которая изменит этот мир. Когда наш род наберется сил, мы отыщем тебя и призовем к живым.

– Разве Орден так мало разбирается в Магии крон, что меня можно будет просто найти и сложить вместе, если уж их колдуньи исполнят обещанное? – осведомился Кестель.

– Ты нас недооцениваешь, – заметил Бон и кивнул девушке, стоящей на краю башни, качающейся на ветру и, похоже, интересующейся разговором.