Закон Ордена - Петр Гурский

Затем он взял свою голову, водрузил на плечи, и подействовал яд черных ногтей. Голова срасталась с телом, но Кестель умирал.

Он свалился наземь подле мертвого Дунтеля.

Когда Кестель очнулся, солнце уже взбиралось над лохматыми вершинами деревьев. Под веками еще плясала серая стальная муть, но уже понемногу отпускало. Тело сдавил ледяной холод, так не похожий на обычную земную прохладу, лезущий в самые кости, превращающий их в камень. Кестель долго лежал, смотрел в небо и ждал, пока отпустит совсем.

Наконец он заставил двинуться закоченевшее тело, сел. Накатила тошнота. Кестеля вырвало так, что, казалось, наружу лезут самые кишки. Затем он сидел, старался отдышаться и думал над тем, потянет ли блевать снова. Некоторое время эта проблема казалась главной в мире. Наконец он осмелился подняться и встать на дрожащие ноги.

Девушка исчезла.

Кестель бы наг. Он тронул шрамы, те места, где резали мясницким ножом, тронул татуировку, вскользь глянул на нее, затем посмотрел на тело демона.

Белый плащ Дунтеля почернел от крови, смешанной с землей. Из разодранного рукава, из сетчатой вышивки на нем высыпалось несколько камешков. Бессильно раскинутые руки демона, казалось, в последний миг пытались подобрать их. Голова лежала в нескольких шагах. Сквозь разорванную кожу и мышцы просвечивали десны, ощеренные зубы. На лице не осталось и следа обычной вежливой улыбки.

Кестель добрел до головы, поднял ее.

– А ведь вы мною воспользовались, – горько пожаловался он.

– Мне было очень жаль, – сказала мертвая голова.

Хотя нет, не сказала, но Кестель очень хотел бы услышать ее слова. Голова была мертвым холодным куском плоти. Кестель уложил ее рядом с телом, подобрал камешек.

Такой маленький, меньше ногтя, сияющий, как капля чистой воды под солнцем. Кестель поднес его к самым глазам. Да, камешек излучал белизну. Кестель безрадостно улыбнулся – почти как девушка гхнор. Интересно, она взяла что-нибудь для себя? Камни принадлежали ее народу, и каждый стоил дороже фургона рубинов. Кровавые камни гхнор, отнятые у змей, проклятые.

Кестель не имел понятия о том, как поступила девушка и что притом думала. Она убежала, и все. Кестель взялся снимать плащ с окоченевшего трупа.

Пошло легко, потому что Кестель разодрал плащ надвое. Он изобиловал вшитыми карманами и был настоящей сокровищницей. По грубой прикидке, камней, наверное, с полтысячи.

Кестель отыскал дупло в стволе большого дуба, сунул туда порванный плащ и все выпавшие из него камни и пожелал, чтобы сокровища оставались в дупле как можно дольше и никто более не проливал из-за них крови.

Затем Кестель постоял над телом Дунтеля, кинул на него горсть праха и пошел прочь. Пусть звери по-своему разберутся с мертвечиной. Это уж лучше, чем отдавать на съедение земляным червям.

Кестель двинулся к корчме. Шлось трудно: болели колени, полностью раздробленные за несколько часов до того. Корчмарь постарался отработать свои две монеты, – и, как и обещал, отдал голову девушке. Может, несмотря на уверения в жадности колодца, невольник отдал девушке и все вещи?

Они лежали в кустах под засиженным воронами деревом, неподалеку от колодца. Кестель оделся под их карканье. Все осталось на месте, медальон остался в прежнем виде, а в кошельке по-прежнему лежало несколько грязных серебряных монет. Невольник сдержал слово, как и девушка гхнор. Пусть ей повезет.

Кестель оделся, опоясался мечом и с наслаждением вдохнул чистый воздух. В голове было чисто и ясно. Ночью Кестель добыл шестой элемент и теперь знал, где седьмой.

И не было видений, вдруг озарившего откровения, голосов. Кестель просто понял, что знает. Знание обрадовало и успокоило. Больше не нужно умирать. Больше вообще ничего не надо делать.

Он владел седьмым элементом еще до того, как начал искать его, и еще до того, как добыл первый.

Башня торчала над околицей, словно тотем древнего племени. Кто и когда построил все те башни, в которых драконы по приказу владык заточали женщин, оставалось тайной. Наверное, их построили в таком прошлом, что потерялись и записи в хрониках. Остались только легенды, все разные и противоречащие друг другу.

Вокруг башни расстилались мертвые, выжженные драконьим огнем пустоши, сплошь песок да едкая пыль. И ни следа зелени: ни малейшего растения, ни даже ничтожнейшего засохшего хвоща. После драконьего пламени земля не оживала – и никто не мог объяснить отчего.

Да, драконьи тайны.

Вымотанный двухдневной дорогой по лесу Кестель вышел к границе пустоши в сумерках, к самой башне подошел уже в темноте. Он посмотрел на маленькое окошко. Вопреки легендам, оно находилось не на самом верху, а примерно посередине, но все же так высоко, что, если бы Кладия выглянула, Кестель вряд ли бы рассмотрел ее лицо.

Но Кладия никогда не выглядывала.

И на этот раз окно было темным и безжизненным, как и все вокруг. Кестель даже притронулся к шимскару, чтобы убедиться: Кладия еще жива.

Кестель уселся на песок. Нужно подождать, пока явится Бон.

Но его все не было. Кестель впадал в сонное оцепенение, всматривался в темноту до тех пор, пока в ней не рождались тысячи крохотных искр. Тогда он закрывал глаза, но когда открывал, через минуту вокруг снова оживал мрак. Сдержит ли Бон слово? Издали приплыл шепот: он дал слово дракона. Искры вспыхнули и погасли.

Дракон прилетел с юга поздней ночью, в таком сильном ветре, что поднявшийся Кестель едва удержался на ногах. Грохотало и выло хуже, чем при лютейшей буре.

Дракон был невыносим, невозможен. О боги, как же вообще можно победить такого? Сам Кестель пытался трижды. Глупец. Немыслимо срубить башню мечом, невозможно пробить шкуру дракона. Она тверже прибрежных скал.

Никто и никогда не видел драконьего трупа, а якобы сделанные из драконьей шкуры сумочки богатых матрон напоминали поделки из кожи ящериц, и уж точно не панцирь, по которому бессильно скользит меч.

Все стихло.

Там, где приземлился дракон, поднялись клубы пара, завихрилась мгла. Из нее вышел Бон. Как и в прошлый раз, он выглядел вполне обыкновенно, даже скромно и не носил оружия. А вдруг дракона только и можно убить, когда он в человеческом обличье? Или его вообще нельзя убить, а можно лишь договориться?

Бон прибыл не один. Его сопровождал другой дракон, женщина с рыжими волосами.

– Нашел? – спросил Бон.

– Да.

Ночь у башни была удивительно тихой. Кестель нигде не встречал такой тишины.

– Отдай.

– Откуда я знаю, сдержишь ли ты слово?

– Уже поздновато для таких сомнений. Но я сдержу слово.

Второй дракон стоял неподвижно. Кестелю было неловко. Красивая ведь женщина, хотя и очень бледная. Наверное, ее он и видел при первой встрече с Боном, хотя тогда она носила маску.