Внутренняя линия - Владимир Свержин

— Выходит, сразу ко мне? Можно сказать, с докладом?

— Точно так, товарищ командарм. Только, — он покосился на адъютантов, — мне бы доклад этот вам с глазу на глаз сделать. Вопрос, можно сказать, личный. Щекотливый.

— Ну хорошо, — внимательно глядя на старого знакомого, кивнул Шапошников. — В антракте доложите. — Лицо командарма приобрело жесткое деловое выражение. Всю радость от неожиданной встречи будто ветром сдуло.

Вскоре автомобиль остановился у колоннады Большого театра, и, приветствуемый билетерами, высокий гость со свитой проследовали в бывшую великокняжескую ложу. У входа в театр Виконт заметил красноармейца с непривычной для этих мест китайской внешностью, но не подал виду.

В Большом давали «Князя Игоря». Очаровательная Ярославна лирическим сопрано жаловалась, что все вокруг уныло, и ждала домой своего командарма.

— Давайте рассказывайте, что у вас задела, — отослав адъютантов, наконец обратился к доктору Шапошников.

— Не совсем у меня, — оглянувшись по сторонам, тихо начал военврач. — Видите ли, Борис Михайлович, так получилось, что я сейчас работаю в госпитале по линии НКВД, и больные у меня сами понимаете какие.

— Понимаю, — нахмурился Шапошников. — Так что ж, помочь тебе перевестись в Москву? В армейский госпиталь?

— Нет — нет, я не о том. Строго говоря, меня это дело вообще мало касается. Но я подумал…

— Сергей Владиславович, дорогой мой, сразу видно — не учат медиков как следует докладывать. «Меня не касается», «я подумал»… Говорите четко и обстоятельно: что, почему, отчего?

— Вот, полюбопытствуйте. — Виконт достал из кармана френча склеенный из кусочков лист бумаги, исписанный ровным гимназическим почерком.

— Что это?

— Приказ отыскать и препроводить в Москву Татьяну Михайловну Згурскую. Подпись, как можно убедиться, самого Дзержинского.

— Таню Згурскую? — Брови командующего округом удивленно взметнулись и над переносицей сложились две глубокие вертикальные морщинки. — Я и не знал, что она осталась в Союзе!

— Признаться, я тоже. Но приказ… Понимаете, один из моих пациентов… Ну, в общем, у него сильное нервное переутомление…

— Пьет, что ли, много? — перебил его Шапошников.

— Не без того. Так вот, во время приема пакет с этим приказом выпал из его кармана. Я поднял возвратить, а он взял, порвал и выкинул. Говорит: недавно ОГПУ приказало генеральшу Згурскую отыскать и в Москву отконвоировать, но обнаружилось, что она либо непосредственно в столице, либо где — то рядом. Так что нам все это уже без надобности. Я обрывки из ведра достал и склеил.

Шапошников еще раз пробежал глазами текст приказа.

— Чем же им Татьяна Михайловна не угодила? Святая ведь душа!

— Я не знаю. — Доктор развел руками. — Мне, правда, удалось выведать, что вроде бы Татьяну Михайловну следует отыскать для какого — то профессора Дехтерева.

— Ну как же, слышал о таком! Намедни мы с Климом Ворошиловым о нем разговаривали. Дехтерев тоже врач.

Командарм задумался.

— Решительно ничего не понимаю. Не на людях же этот профессор намерен опыты ставить! А если, не дай боже, на людях — то вон их вокруг сколько. Зачем ему Татьяна Михайловна понадобилась?

Виконт огорченно вздохнул:

— Ничего не могу сказать. Но я как узнал, что ей угрожает опасность, решил, что кроме вас помочь некому. Это, конечно, очень рискованно…

— Тихо! — оборвал его Шапошников. — Нашел кого пугать. У нас, казаков, жизнь положить за други своя — дело правое.

— Борис Михайлович, если вдруг что — я с вами. Можете на меня рассчитывать.

— Да чего там, уже помог, — отмахнулся было Шапошников. — Хотя…

Он на мгновение задумался:

— Если Татьяну Михайловну ищут для лаборатории Дехтерева, то недурно бы в ней своего человека держать. Как, Сер гей Владиславович, пойдете в разведку?

— За правое — то дело!

— Вот это по — нашему! Остальное утрясем.

Черные круги под глазами Дзержинского красноречиво говорили, что этой ночью, а также прошлой и позапрошлой, Феликс Эдмундович спал не более трех часов. Секретарь печально глядел на вышагивающего по кабинету председателя ОГПУ: ему было чертовски жаль этого сильного волевого человека, нимало не заботящегося о своем подорванном каторгой здоровье. Все последние годы — революции, гражданской войны и пресловутого нэпа — «железный» Феликс взваливал на себя все новые и новые дела, силился совершить невозможное — поднимал из руин, спасал, давал кров и хлеб, не чураясь грязной работы, сражался с непримиримыми врагами советской власти. Вот и сейчас секретарь понимал, что Дзержинский пусть из последних сил, но всецело занят работой, и что не садится он лишь для того, чтобы не уснуть за столом.

Секретарю очень не хотелось сообщать новость, с которой он пришел, но выбора не было.

— Феликс Эдмундович, — извиняющимся тоном начал он, — у нас чрезвычайное происшествие.

Он запнулся.

— Что случилось?

«На тысячу баранов хватает одного кнута, но остерегайся поднять его на волка».

Имам Шамиль

— Сейчас только с Петровки звонили. В Большом Кисловском переулке возле бывшей гимназии Брюхоненко обнаружен грузовик…

— Тот самый, что на рассвете угнан из — под Расторопино?

— Так точно. В нем связанный водитель. Проходивший мимо солдат Красноуфимского полка увидел знакомые номера и заглянул внутрь.

— Значит, водитель жив?

— Жив.

— Что ни говори, а этот Судаков положительно не желает лишний раз марать руки кровью.

— Видимо, так, Феликс Эдмундович.

— Шофера допросили?

— Допросили. Словесный портрет, который он дает, полностью совпадает с описанием Судакова и Згурской. Как утверждает, — секретарь поглядел в записи, — вышеупомянутый красноармеец Топорков, они хитростью отослали сопровождающего и внезапно захватили автомобиль. Так что он даже не успел применить оружие. Под прицелом револьвера водитель был вынужден провезти Згурскую и Судакова через контрольную заставу прямо в Москву. Неподалеку от Никитского монастыря ему было велено остановиться, после чего Судаков оглушил его. Наверное, потом Судаков сел за руль сам.

— От Никитского монастыря до гимназии — рукой подать. Зачем это ему было нужно?

— Возможно, беглецы намеревались и дальше продолжать свой путь на автомобиле, но их что — то спугнуло?

— Может быть, но вряд ли. Вероятно, они просто сочли неудобным оставить машину возле монастыря. Ладно, пока что внятного ответа на этот вопрос нет. Но ясно другое — Згурская и Судаков совсем рядом. Похоже, эта парочка просто издевается над нами! Еще немного, и оставили бы грузовик непосредственно под окнами Лубянки! Нет, положительно, я хочу понять этого Судакова! Что могло подвигнуть его — коренного пролетария, боевого краскома — перейти на сторону белогвардейского отребья?