Внутренняя линия - Владимир Свержин

— Так точно.

— Если, паче чаяния, вы будете работать под чрезвычайно плотным наблюдением ОГПУ и активная деятельность окажется невозможной, в телеграмме вместо «Безмерно уважающий вас» напишите «С неизменным уважением». Это будет означать, что вам необходима помощь. Кроме того, если вам в Москве понадобится, так сказать, силовая поддержка, — Варрава достал из кармана тужурки блокнотный лист, — вот здесь варианты паролей и отзывов, а также места и условия конспиративных встреч. Прочтите и запомните.

— Слушаюсь, господин полковник.

— Что — нибудь еще говорил наш «аргентинец»?

— Так точно. Он проявлял тревогу по поводу генерала Згурского.

— Статья в «Пари трибюн»?

— Вы уже видели?

— Странный вопрос. Видел.

— Извините.

— Скорее всего письмо, выдержки из которого опубликованы в «Пари трибюн», советская фальшивка. Сейчас наши люди выясняют, каким образом оно попало в газету. Полагаю, сам же Протасов всю эту чехарду и устроил. Но в одном он не просчитался — комиссар Рошаль со вчерашнего дня уже четырежды звонил, разыскивая Владимира Игнатьевича. Так что резонно предположить, что следующим ходом благородный мичман изъявит готовность помочь генералу Згурскому скрыться от полицейских ищеек.

«Чтобы победить, главное — не думать о спасении»

Александр Македонский

Комиссар Рошаль с силой опустил телефонную трубку на аппарат и процедил сквозь зубы:

— Дерьмо!

— Мсье Згурский все еще отсутствует? — сочувственно глядя на шефа, поинтересовался старший инспектор Клебан.

— Генерал отправился в командировку — инспектировать торговую сеть компании. На этот раз, кажется, в Польшу.

— Вы думаете, он скрывается?

— Искренне надеюсь, что нет.

— Так и есть. Он добивается личной встречи и обещает скорейшую помощь, какую только можно.

— Завтра же передайте нашему дорогому благожелателю, что вы организуете ему встречу со Згурским в ближайшие пару дней. Все запомнили?

— Так точно.

— Выполняйте.

Тимошенков открыл дверцу, собираясь выйти, и тут же к автомобилю порхнула миниатюрная девушка восточной наружности.

— Такси свободен? — прощебетала она.

— Прошу вас, мадемуазель. — Варрава указал на освободившееся место.

Машина тронулась. Сергей Артемьевич глядел ей вслед, пока авто не скрылось за поворотом, затем взял покупки и зашагал к дому.

«До чего все же прекрасен май в Париже», — думал он.

— Быть может, стоит объявить его в розыск?

— А что это даст? Если он действительно в Польше, искать его на территории Франции бессмысленно.

— Но вдруг он решит вернуться. Его можно будет арестовать, как только он пересечет границу.

— Арестовать? За что? За то, что пропавший неизвестно куда мсье Рафаилов жалуется своей любовнице на неучтивость генерала Згурского? Будем смотреть правде в глаза: ему не за что любить этого позолоченного нувориша, более того — есть за что презирать. Однако это не повод для ареста.

— Но в письме явно говорится о прямой угрозе, о головорезах, которыми окружен этот неистовый русский. Как нам достоверно известно, он на самом деле не слишком уважает ни наши законы, ни наши традиции. Чего только стоит история с разгоном профсоюза на его заводе!

— Не уважает, — признал комиссар Рошаль. — Но и не нарушает. У нас нет оснований не то что для ареста, а даже для задержания более чем на сутки. Но и в этом случае можно не сомневаться — спустя полчаса после его задержания здесь соберется армия лучших парижских адвокатов, жаждущих нашей крови.

— Что же вы предлагаете?

Рошаль бросил на подчиненного гневный взгляд:

— Вести расследование. Этот самый, — он поглядел на передовицу лежащей перед ним «Пари трибюн», — Вилли Спичек — прибыл?

— Ждет позволения войти.

— Зови!

— Сию минуту. — Дежурный офицер направился к двери. — Да, и вот что. Звонил мэтр Рене Мербёф — нотариус Рафаилова. Сказал, что вы просили его о встрече. Через сорок минут он может подъехать.

— Хорошо, — кивнул Рошаль, вставая из — за стола. — Позвони ему, скажи, что я жду.

— Слушаюсь, комиссар.

Дежурный офицер скрылся за дверью, и спустя несколько секунд на его месте образовался рыжий субъект с торчащими в стороны пышными нафабренными усами.

— Мсье Вилли Спичек? — уточнил Рошаль, ловя на себе испытующий взгляд журналиста.

— Он самый, мсье окружной комиссар, — с вызовом ответил журналист. — А разве я похож на императора Наполеона?

— Присаживайтесь, — пропуская мимо ушей колкость, указал на стул полицейский.

— Если вы хотели меня видеть по поводу опубликованного письма, то обратились не по адресу, — с места в карьер начал корреспондент, одергивая мятый, пропахший дешевым табаком и одеколоном, пиджак. — Это собственность редакции, у меня его попросту нет.

— Ваша редакция уже получила извещение, что если сегодня же письмо не окажется здесь, «Пари трибюн» ждет обвинение в сокрытии улик в деле о похищении, а может быть, даже об убийстве, — флегматично разглядывая собеседника, оповестил комиссар Рошаль. — Вас же я пригласил, чтобы выслушать подробный рассказ о том, от кого и при каких обстоятельствах вы получили этот документ.

— А если откажусь? — закинул ногу на ногу корреспондент.

— Мсье Спичек, вы, если не ошибаюсь, чех?

— Да. Но мои отец и мать бежали сюда от австрияков четверть века назад. Мне тогда было чуть больше десяти лет.

— Это не имеет значения. Вам, конечно же, известно, что Сюрте не занимается всякой ерундой типа базарных краж и срезанных ридикюлей. Мы не только полиция, но и контрразведка. Если вы будете упорствовать, я добьюсь, чтобы вас обвинили в связи с австрийской разведкой и выслали из страны.

— Вы меня запугиваете?

— Я честно рисую вам перспективы запирательства. В свою очередь, дружба со мной, несомненно, может пойти вам на пользу.

Журналист достал жестяной портсигар, открыл его и, убедившись, что тот пуст, хлопком закрыл.

— Хорошо. Но это строго между нами. В конце концов я все равно почти ничего не знаю… Несколько дней назад я уже собирался идти домой, когда меня вызвали к главному редактору и сообщили, что кое — кто желает дать ценную информацию по делу генерала Згурского.

— Это было утром, днем, вечером?

— Вечером. Я же говорю — собирался идти домой.

— Хорошо, продолжайте.

— Неизвестный звонил по телефону, сказал, что у него с собой письмо, которое мсье Рафаилов написал своей возлюбленной после того, как от него ушел генерал Згурский. Что готов передать это письмо мне, но требует за это тысячу франков. У меня, конечно, таких денег не было, но главный редактор выделил названную сумму из особого фонда.