Елизавета Тюдор - Ольга Дмитриева

Из Лондона задача маршала Эссекса представлялась чрезвычайно простой: опираясь на английские базы в Южной и Центральной Ирландии, привести к покорности Север, где граф Тирон сколотил Католическую лигу и перешел в наступление против англичан. Ольстер был его оплотом, но и покоренные провинции не оставались спокойными. Англичане чувствовали себя уверенно только за укрепленными стенами гарнизонов. Вся остальная Ирландия была им враждебна. Явившись сюда со своей регулярной армией, Эссекс попал в трясину партизанской войны. Он гонялся за неуловимым противником среди лесов и болот, со всех сторон его окружали враги и союзники, которые за его спиной немедленно превращались во врагов. Запасы истощались, армия таяла, впереди маячила зима, и казалось, что эту войну невозможно выиграть. Королева была недовольна каждым шагом Эссекса, и он писал Тайному совету: «Я не защищен от происков врагов в Англии, которые навлекли на меня тень недоверия и теперь в темноте наносят мне рану за раной… Такую сложную войну не может вести министр, лишенный доверия». К концу лета из его армии боеспособными оставались три-четыре тысячи человек. Эссекс открыто проклинал все на свете, и в первую очередь Роберта Сесила. Именно в этот момент вождь ирландцев Тирон предложил ему встретиться конфиденциально и договориться об условиях возможного перемирия. 6 сентября они съехались у брода через небольшую речушку и, отослав свидетелей, долго беседовали наедине. Как выяснилось позднее, Тирон выговорил для Северной Ирландии право исповедовать католичество и просил Эссекса о посредничестве в переговорах с королевой Елизаветой, чтобы со временем достичь всеобъемлющего религиозного компромисса. После этого обе стороны заключили перемирие на шесть месяцев и разъехались. Измученный и больной Эссекс отправился лечиться в Дрохеду, откуда и известил королеву о своей встрече с предводителем мятежников. Он, правда, умолчал об уступках, сделанных ирландцам, и некоторых намеках Тирона. Хитрый ирландец, прекрасно осведомленный о политической ситуации в Англии и о пошатнувшихся позициях Эссекса при дворе, прямо намекал ему, что такой выдающийся полководец, как граф, мог бы вернуться в Лондон триумфатором и легко избавиться от соперников. Ирландцы бы горячо поддержали благородного графа, с которым им уже удалось найти общий язык.

Эссекс и сам раздумывал над этой опасной, но заманчивой идеей, он и его друзья — граф Саутгемптон, барон Кромвель, Кристофер Блаунт и капитан Томас Ли — втайне обсуждали план высадки их армии в Уэльсе, где у Эссекса были обширные поместья и множество сторонников, и похода оттуда на Лондон. Он уже мысленно видел Сесила в Тауэре. Но, возвращаясь к действительности, граф, все еще лояльный подданный, пугался собственных мыслей.

Тем временем некий капитан Лоусон, посланный им в Англию, чтобы известить Елизавету о заключенном перемирии, вернулся и привез ее ответ. Никогда еще Эссекс не получал от нее таких болезненных ударов. Сидя в Нансаче, за сотни верст от Ирландии, старая королева почувствовала запах измены. «Из Вашего дневника следует, — писала она, — что Вы полчаса беседовали с предателем без свидетелей. И хотя Мы, доверяя Вам дела Нашего королевства, вовсе не проявляем недоверия в вопросе с этим изменником, Вы… могли бы для порядка и для Вашего собственного оправдания заручиться надежными свидетельствами о Ваших действиях… По существу, по отношению к Нам Вы поступили очень осторожно, сообщив сначала только о получасовых переговорах, а не о том, что обсуждалось в ходе их… Нам остается только догадываться об исходе этого предприятия. Мы уверены только в одном: Вы столь мало преуспели в своих военных действиях, что Мы не можем не быть суровы, как бы удачно ни сложились переговоры». Читая это послание, маршал то бледнел, то краснел. Он понял, что должен немедленно оправдаться в глазах королевы, объяснив ей реальную ситуацию в Ирландии, пока его враги своими комментариями не погубили окончательно его репутацию. Эссекс оставил армию и спешно вернулся в Англию с небольшим отрядом личной охраны.

28 сентября, накануне Михайлова дня, в Нансаче случился переполох. Около десяти часов утра у ворот спешились несколько всадников. Пропыленный, в дорожном плаще, граф Эссекс, не обращая ни на кого внимания, прошел прямо в покои королевы. Елизавета еще не закончила длинной процедуры утреннего туалета и была застигнута врасплох. Фрейлины и камеристки еще не унесли серебряные тазики со льдом, который она регулярно прикладывала по утрам к лицу. Остается лишь надеяться, что рыжий парик был уже водружен на голову королевы, когда двери ее покоев распахнулись и граф Эссекс бросился к ее ногам. Он целовал ее руки, лепетал комплименты, оправдания и заверения в любви. Сконфуженная Елизавета была явно рада возвращению Робина, она всегда тосковала одна и не любила отпускать от себя фаворитов. Они говорили наедине около часа, после чего граф в прекрасном расположении духа еще долго рассказывал придворным об Ирландии, ее обычаях и о войне. Его радостно приветствовали, видя, что королева явно выказала свое расположение к нежданному гостю. С Сесилом они лишь холодно раскланялись, и тот, в свою очередь, прошел в покои королевы. После обеда все совершенно переменилось. Елизавета, оправившись от изумления, задала графу неизбежный вопрос, почему он так внезапно вернулся, нарушив ее прямое указание не покидать Ирландию и не заключать никакого договора с мятежниками. Для расследования его действий она назначила специальную комиссию Тайного совета, а самому Эссексу предписала не покидать его покоев. В скором времени его перевели в дом лорда-хранителя печати Эджертона.

Каждый из фаворитов Елизаветы прошел через это, и при дворе восприняли арест графа как временную дисциплинарную меру, тем более что лорд-хранитель был дружески расположен к Эссексу и сама королева навещала пленника, сказавшегося больным. Томный и печальный граф писал ей стихи, пытаясь разжалобить и уверить в своей искренней преданности:

Он ждал со дня на день гонца с приказом королевы освободить его из-под ареста, но Елизавета присылала своих врачей, а гонца все не было. Придворные, политики, юристы, даже сам Роберт Сесил уверяли ее, что граф Эссекс — верный подданный и нет никаких разумных оснований содержать его под стражей, а тем более затевать судебное расследование. Она же упорно настаивала на слушании дела в Звездной палате, там, где издревле судили изменников. Мрачное упорство королевы казалось необъяснимым, тем более что речь шла о ее любимце.

Симпатии и сочувствие к графу тем временем росли. Его офицеры и капитаны, прибывавшие из Ирландии, буквально наводнили Лондон и рассуждали в тавернах об излишней жестокости ее величества и о незаслуженно обиженном графе. В начале октября власти арестовали уже готовый тираж памфлета, написанного в его защиту, но это не помогло: на стенах домов и даже во дворце появлялись подметные листки, прославлявшие Эссекса и бичевавшие его врагов — Сесила, Кобэма, Рэли и др. Терпение Елизаветы лопнуло, и она издала специальную прокламацию, запрещавшую «клеветнические листки, в которых обсуждаются действия Ее Величества и ее Тайного совета в отношении Ирландии и графа Эссекса», а также «застольную и кабацкую болтовню на эту тему».