Сочинения - Жак Лакан

class="p">Нидерланд приводит замечательный пример, когда обращает внимание на бредовую генеалогию Флехсига, построенную на именах реальных предков Шребера, Готфрида, Готлиба, Фюрхтегота и, прежде всего, Даниила, которые передаются от отца к сыну и значение которых он приводит на иврите, чтобы показать в их сближении с именем Бога (Gott) важную символическую цепь, посредством которой функция отца может быть проявлена в бреде.

Но не сумев различить в нем агентство Имени Отца,, а для его распознавания явно недостаточно, чтобы оно было видно здесь невооруженным глазом, он упускает возможность ухватить его в той цепи, в которой формируются эротические агрессии, испытываемые субъектом, и тем самым способствовать тому, чтобы поставить на его место то, что правильно называть бредовой гомосексуальностью

Как же он может остановиться на том, что скрыто в процитированном выше предложении из первых строк второй главы Шребера: одно из тех заявлений, которые так явно сделаны не для того, чтобы их услышали, что на них следует обратить внимание. Что, если понимать это буквально, означает равное положение, в котором автор соединяет имена Флехсига и Шребера с душегубством, чтобы познакомить нас с принципом злоупотребления, жертвой которого он является? Мы должны оставить это на усмотрение будущих комментаторов.

Столь же неопределенной является попытка Нидерланда в той же статье уточнить, на этот раз на основе субъекта, а не сигнификатора (термины, разумеется, не его), роль отцовской функции в запуске бреда.

Если, действительно, он претендует на то, чтобы обозначить повод для психоза в простом принятии отцовства субъектом, что является темой его попытки, то противоречиво считать равнозначными отмеченное Шребером разочарование в надеждах на отцовство и назначение судьей Высокого суда, титул которого (сенатспрезидент) подчеркивает качество отца (хотя и отца по призыву), которое оно ему придает: это единственная мотивация его второго кризиса, без ущерба для первого, который можно объяснить аналогичным образом провалом его кандидатуры в рейхстаг.

Тогда как обращение к третьей позиции, к которой во всех подобных случаях призывается сигнификатор отцовства, было бы правильным и разрешило бы это противоречие.

Но с точки зрения моей диссертации именно первичное взыскание (Verwerfung) доминирует над всем своей проблемой, и предыдущие рассуждения оставляют меня здесь неподготовленным.

Ведь если обратиться к деятельности Даниэля Готтлоба Морица Шребера, основателя ортопедического института при Лейпцигском университете, педагога, или, лучше сказать, "просветителя", как говорят по-английски, социального реформатора "с апостольским призванием нести здоровье, благополучие и счастье в массы" (sic. Ida Macalpine, op. cit.) посредством физической культуры, инициатор тех садовых участков, призванных сохранить в работнике своего рода идеализм капустного кочана, которые в Германии до сих пор известны какSchrebergärten, не говоря уже о сорока изданиях "Лечебной гимнастики в помещении", грубо нарисованных товарищей, иллюстрирующих ее, на которых Шребер в большей или меньшей степени ссылается (S. 116-XII), мы сможем считать пройденными те пределы, за которыми родное и натальное простирается до природы, до естественного, до натуризма, даже до натурализации, за которыми добродетель становится головокружением, наследием лиги, спасением сальтации, за которыми чистое касается "нечистого и империи" (malempire), и я не удивлюсь, если ребенок, подобно кают-компании знаменитого траулера Превера, отбросит (verwerfe) кита самозванства, пронзив, согласно строке этого бессмертного произведения, паутину от одного конца до другого (de père en part).

Несомненно, лицо судьи Флехсига с его ученой серьезностью (в книге миссис Макалпайн есть фотография, на которой он изображен в профиль на фоне колоссального увеличения полушария головного мозга) не смогло заполнить внезапную пустоту, образовавшуюся в инаугурационной Verwerfung ("Kleiner Flechsig!" "Маленький Флехсиг!" кричат голоса).

По крайней мере, такова концепция Фрейда, в той мере, в какой он обозначает в переносе, которым субъект оперировал с личностью Флехсига, фактор, спровоцировавший у субъекта психоз.

В связи с этим, несколько месяцев спустя, божественные голоса дадут свой концерт в теме, чтобы сказать Имени Отца, чтобы он трахал себя Именем Бога в своем заду и чтобы Сын был уверен, что в конце своих испытаний он не сможет сделать ничего лучше, чем "сделать" на весь мир (S. 226-XVI).

Таким образом, последнее слово, в котором "внутренний опыт" нашего века должен был дать нам свое исчисление, сформулировано на пятьдесят лет раньше своего времени в теодицее, которой подвергается Шребер: "Бог - это пирожное" (Dieu est une p ...).

Термин, в котором кульминирует процесс, посредством которого означающее "высвободило" себя в реальном, после того как был открыт провал Имени Отца - то есть провал означающего в Другом как локусе означаемого, - это означающее Другого как локус закона.

И здесь я пока оставлю этот вопрос, который является предварительным для любого возможного лечения психозов - вопрос, который вводит, как мы видим, концепцию, которая должна быть сформирована о работе с переносом в этом лечении

Говорить о том, что на этой почве мы можем что-то сделать, было бы преждевременно, потому что это означало бы выйти "за рамки Фрейда", а о выходе за рамки Фрейда не может быть и речи, поскольку постфрейдовский психоанализ, как я уже говорил, вернулся к более ранней стадии.

По крайней мере, это то, что отличает меня от любого другого объекта, а не восстановление доступа к опыту, который открыл Фрейд.

Ибо использовать созданную им технику вне опыта, к которому она была применена, так же глупо, как налегать на весла, когда корабль стоит на песке.

Дек. 1957 - янв. 1958

Примечания

Эта статья содержит наиболее важные части семинара, проведенного в течение первых двух семестров 1955-6 учебного года в Высшей нормальной школе. Впервые она появилась в журнале La Psychanalyse, том 4.

 

7

 

Направление лечения и принципы его власти

I Кто сегодня анализирует?

 

1. Стало общим местом говорить, что анализ характеризуется личностью пациента. Но если кто-то интересуется тем, как личность аналитика может повлиять на анализ, его считают очень смелым человеком. Это, по крайней мере, объясняет тот легкий трепет, который мы испытываем, когда делаются скромные замечания о контр переносе - замечания, которые служат лишь для того, чтобы скрыть его концептуальную неадекватность. Какое благородство души мы проявляем, когда обнаруживаем, что сами сделаны из той же глины, что и те, кого мы лепим!

Это, конечно, пошлость. Но вряд ли этого достаточно для тех, на кого это направлено, когда люди теперь под знаменем психоанализа провозглашают, что они стремятся к "эмоциональному перевоспитанию пациента"[22].

Позиционирование действий аналитика на этом уровне сводит на нет принципиальную позицию, по отношению к которой все, что можно сказать о контрпереносе, каким бы обоснованным оно ни было само по себе, является лишь отвлечением внимания. Ибо самозванство, которое