Инцел на службе демоницы 3: В аду любят погорячее - Мэри Блум

один из контактов, который обращал на себя внимание и так: “Шлюха”. Саша торопливо перебила номер себе, правда, сохранив его как “Алла”. Распахнув чат, пальцы решительно забарабанили по клавишам, с каждым словом уменьшая боль в виске.

“Мой парень случайно не у тебя?”

Ноготь нетерпеливо застучал по экрану, словно подгоняя ответ. Даже мне было невыносимо это промедление. Меньше чем через минуту в окошке вспыхнул новый бабл:

Алла: “Возможно. А ты вообще кто?”

Что-то резануло внутри, как острым листом по коже — но вслух вырвался лишь привычный, такой знакомый смешок. А я и не думал, что за ее смешками могут скрываться такие эмоции. Пальцы вновь заколотили по клавиатуре.

“Тогда передай ему, если случайно у тебя, что его дома ждут. На тройничок”.

Ноготь застучал так, будто хотел пробить экран.

Алла: “А, этот парень… Этому я отсосала, и он дальше пошел. Спроси у кого-нибудь еще”.

— Вот сучка! — смартфон резко отлетел в сторону.

Досада скрутила, стирая мою гостиную до черной полосы. Перед глазами все яростно поплыло, и на бешеной скорости меня вытолкнуло куда-то вверх. Вокруг опять были бордовые стены и заставленная деликатесами скатерть, три обнаженные ведьмы и мое собственное тело, принявшее меня без особой радости. Я глубоко вдохнул, пытаясь зачерпнуть ртом побольше воздуха, которого вновь стало мучительно не хватать.

— Понравилось, — улыбнулась на другом конце стола Виви. — Правда жизни, она горькая…

Из груди вырывались глухие хрипы. Я все еще задыхался, как рыба, которую выбросили на берег. Казалось, спасение только одно: снова смочить горло. Дергаясь, почти не слушаясь, пальцы подхватили бокал. Однако за хрустальными стенками было пусто — ни единой капли. Когда успел? Я же только пригубил…

— Может, еще вина? — хмыкнула Волчица и, зачерпнув мутной красноты из их котла, услужливо подлила мне.

Понимая умом, что этого делать не стоит, я стиснул бокал и залпом влил его в себя, пытаясь унять эту нечеловеческую, ненормальную сухость. В тот же миг меня захлестнуло и куда-то грубо потащило, вновь вырывая из собственного тела. Взявшись из ниоткуда, в уши ударил шум двигателя, а за тонированным окном замелькал вечерний город. Пальцы — снова не мои — сжали горящий экран с той же перепиской, которую я только что читал — только отправитель теперь оказался получателем. Как пушинку, меня забросило в голову Алгон, и теперь я видел мир ее глазами, чувствуя то же, что и она. И эти чувства были горькими.

— Кобель! — смартфон отлетел на уже знакомую обивку лимузина. — Две бабы в доме, совсем охренел!

— А тебя не приглашал? — рядом раздался Лерин голос.

Казалось, все вокруг немного потемнело, как под полупрозрачной вуалью. Горечь стала еще мучительнее. Я снова порадовался, что не слышу мысли.

— Можно подумать, — сухо отозвалась Алгон, — я пойду.

— А что? Иди! Где две, там и три. Тем более ты такая лапочка, уделаешь этих сук…

Рука коснулась щеки и шутливо ее потрепала — это прикосновение внезапно обожгло, словно телу до боли не хватало тепла. Легонько шлепнув, Алгон отбросила ее ладонь в сторону.

— А можем поговорить о чем-нибудь еще? Ты же позвала меня расслабиться!

— Тогда держи, — бокал шампанского ткнулся в руку.

Хрустальные стенки сверкнули перед глазами, и капли торопливо коснулись губ — она будто пыталась залить одну горечь другой. Как в забытьи, взгляд скользнул по салону и замер на использованной упаковке от презика на полу.

— Это что? — нога с досадой толкнула надорванный пластик.

— А, это… — немного растерялась Лера, вертя свой бокал в руке. — Ну это… — в ее зрачках я увидел хмурое лицо Алгон. — Мы вчера с ним это… ну, праздновали…

Горечь взорвалась как фейерверк, став самым настоящим раздражением.

— А убирать за собой не пробовали? — нога сердито затолкала упаковку под сидение.

— Так ты что, — Лера не сводила с нее глаз, — правда влюбилась?..

Внутри обожгло и согрело одновременно — настолько сильно, что даже задело меня. Это было еще хуже, чем тайком читать чужой дневник. За эту эмоцию, волной расходящуюся по телу, мне даже стало стыдно — за ее искренность и глубину. Я еще не настолько хорошо знал ее, чтобы мог ответить ей тем же.

— Я не влюбилась, — отрезала Алгон.

— Ну так переезжай к нему, — Лера всматривалась в нее еще внимательнее, словно тоже увидев за ответом что-то другое. — Ты всяко лучше этой девки Лилит! Сначала ее выставишь, потом со второй разберешься… Куда им до тебя!..

Теплая волна внутри вмиг сменилась другой — обжигающе холодной. Следом все вокруг стало еще серее, будто одна за другой стирались краски.

— Хватит об этом! — Алгон слегка повысила голос. — Мы же решили провести вечер вдвоем! Без мужиков! Без всего вот этого!..

Лера невозмутимо прижала бокал к губам.

— Трахаться нельзя, — сделав глоток, вновь заговорила она, — ну и что? Можно подумать, больше не за что любить…

Лимузин ехал спокойно, но казалось, что он ходил ходуном — так сильно все вокруг качалось. Я даже предположить не мог, что за всеми ее играми и масками Алгон, обычно дерзкая и ироничная, реально чувствует так — нестабильно и безумно неуверенно, словно вот-вот потеряет опору. И единственный способ удержаться на плаву — ударить хоть по кому-то, кто казался достаточно для этого виноват.

Пальцы подхватили смартфон и нашли контакт, который сам бросался в глаза: “Дрянь”. Рывками — одно за другим — адресату ушли сразу два сообщения.

“Буду благодарна, если не будешь раздавать мой номер направо и налево!”

“Интересно, где он — спроси сама!”

Но этот до невозможности горький серый мир все равно качался. Написанного казалось недостаточно.

“Или ты там на правах наложницы? Самое то для фамильяра Лилит…”

В следующий миг лимузин будто въехал в стену — все резко почернело и исчезло. Словно вынырнув из пучины, я выдохнул среди бордовых стен, остро чувствуя, как жжет и печет в груди. Вернувшись в собственное тело, я по-прежнему не мог дышать. В горле царапало и сохло — до одури, до боли. За хрустальными стенками опять было пусто, и лишь несколько красных, как кровь, капель впитались в скатерть.

— Пьянит, правда? — с улыбочкой заметила Ида, подливая мне вновь.

Она еще не успела наполнить бокал, а я уже знал, что выпью его — все, до последней капли. Рот был безнадежно отравлен — казалось, я всю жизнь буду чувствовать эту терпкую горечь. Я ее больше не хотел, не желал — но без нее я сейчас не мог дышать.

— Ревность — та же зависть, — сказала Виви, явно наслаждаясь своим вином, — только еще