Цветение - Лина Чаплина

огни гигантских звезд, зажжённые внутри маленькой сферы. Огни скапливались в галактики, рождая сотни гигантских звезд. Шарик превратился в яркий фонарь, наполненный мощным светом. Казалось, тысяча лампочек загорелась в кабинете.

— Он показывает магический потенциал. Так я определяю, в какую группу отправить ученика. В разных группах разные программы и системы и, по итогу, все занимаются в нужных им ритмах и показывают прекрасные результаты. Мои профессора помогают в этом. Поэтому Академия Чародеев острова Туле является самой лучшей из всех школ. Ни одна академия и школа не выпускала столько талантливых ведьм и ведьмаков. — Винцент говорил это с нескрываемым блаженством. — Интенсивность света разная, форма света разная, у кого звезды, у других лучи, свечи. У тебя звезды, и очень сильные, у твоей пока-еще-жены солнечные зайчики.

— Увлекательно, — протянул Парцифаль, разглядывая шарик, — но методика преподавания не мое.

— А что твое? Уверен, из тебя бы вышел отличный учитель, Парцифаль Реген.

Парцифаль практически оскалился.

— Мой испуг прошел. А вы заблуждаетесь. Вы всего лишь обычный старый чародей, не более того.

Винцент встал.

— Ты веришь, что я научился магии ши? Ходят легенды…

Взгляд Винцента был похож на раскаленную сталь. Казалось, если он захочет, весь мир взорвется, развалится на части. Древняя магия бурлила в воздухе, проникая во все уголки кабинета. Древняя магия подступала к горлу Парцифаля, лишая воздуха.

— И что? — выдавил Парцифаль, отдавая голосу всю силу и спокойствие.

Профессор Вальден не ответил, лишь осторожно взял шарик из холодных рук Парцифаля. Отдав шарик, Парцифаль ощутил пустоту.

Шарик в руке Винцента забился в конвульсиях. Внутри зажглось Солнце. Оно клокотало, билось, стремясь всеми протуберанцами достичь земли. Свет, безмерно яркий, озарил кабинет.

Шарик пульсировал, взрываясь все еще большими вспышками света, желая поглотить в себя кабинет, Академию, остров Туле, Землю.

Парцифаль вжался в стену, ожидая, что от него останется лишь тень. Ему ничего не оставалась, как, собрав все силы, ослепить самого себя. В глазах потемнело, уши наполнил пронзительный шум.

Очнувшись, Парцифаль обнаружил себя в кресле. Через размытый фокус он видел, как Винцент пьет чай с черничными пряниками и размеренно беседует о чем-то с фамильяром.

— Хочешь чаю? Иван-чай, вечнозеленая жимолость, красный кизил и боярышник. — Винцент встал и положил в трясущиеся руки Парцифаля чашку. — Старайся больше не смотреть на солнце так близко, а то можно умереть, ладно? Когда хочешь приступить к преподаванию?

— С-сегодня, профессор Вальден. — Еле проговорил Парцифаль и залпом выпил горячий чай точно рюмку виски.

1992 год.

Горький отвар из корня боярышника, выпитый рано утром — вот был весь завтрак. Гаспар слегка касался пальцами век, желая тактильно убедиться в их наличии, и только тогда заходил в аудиторию.

В кабинете было душно, хотя все окна были открыты. Гаспар шел не спеша, чтобы не ускорять и так разволновавшееся сердце. Дикий ужас накрывал его волной, раз за разом.

Приветственные голоса казались глухими, отдаленными. Все ученики были рады видеть нового учителя, но он никак не мог по-настоящему ответить им взаимностью.

— Сегодня практическое занятие, это все помнят? — Гаспар говорил ровным голосом, скрывая дрожь. Но ему казалось, что его голос — медвежий рык.

Гаспар смотрел на учеников, проглатывая сильное желание сбежать. Он всегда любил быть в центре толпы. Ему нравилось сама мысль учить. Но на практике все оказалось иначе.

Это то, что представляла из себя жизнь. Без предупреждения, без видимой причины. В окружении учеников становилось дурно лишь от того, что они могли узнать. Узнать, что глаза профессора становились золотыми, точно липовый мед, а тело покрывается бурой шерстью.

Предательски, злобно смеясь, буквы расплылись по листу, превращаясь в пятна чернил.

«Просто дыши, — уговаривал себя Гаспар, — просто дыши».

Профессор Дюбуа перевел взгляд на ученицу, посмотрел пронзительно, в упор. Будто руки не тряслись, будто шерсть не покрыла их под рубашкой, будто лицо девочки было четким и ясным.

— Увлекательно. Вам понравился доклад? — Спросил Гаспар у зала, с облегчением слушая положительные ответы.

Пары Гаспар заканчивал намного раньше положенного срока. И быстро, не помня себя, добегал до учительской. Сердце колотилось внутри.

Вокруг шумел лес. А он тут, в пустой учительской, у окна, ровно дышал. Шум доносился с улицы, будто издеваясь. Сменяющиеся голоса, листва, ветер. Все спешили по делам, и кто бы поднял взгляд, взглянул в окно.

Шум еще сильнее мог свести с ума, но Гаспар открыл окно, чтобы окунуться в него. Забыть в шуме о ворохе острых мыслей. Заботливые руки отодвинули его и разместили в своих объятиях.

— Что случилось, Гас? — осторожно спросила Ванда, обняв друга.

Гаспар прижался головой к ее голове и заплакал. Страх, копившийся в груди так долго, вырвался на свободу. В руках Ванды Гаспар больше не мог его удерживать.

— Сейчас мы пойдем погулять, ладно? На улице такая хорошая погода, так солнечно и тепло. Потом поедим, нужно хорошо поесть, верно?

Плача, Гаспар кивнул. Сердце все еще бешено билось. Ванда погладила его по спутанным волосам.

— Потом снова погуляем, дойдем до твоей любимой беседки. Потом вернемся и займемся чем-то полезным, что бы ты хотел? Выберем во время прогулки, а потом снова поедим, да?

Гаспар кивнул, крепко сжимая в объятиях подругу. Он думал о предстоящей прогулке, еде, беседке и занятиях. Медленно его сердце успокоилось. Гаспар повис в ее руках.

2008 год.

Старый хрупкий дом на окраине Финляндии отзывался скрипом на каждый шаг незваных гостей. Намокшие одежды мешали идти. Илари, моментально втянув клыки, прижался к холодной пыльной стене.

— Это старый дом семьи Койвисто, тут жили мои покойные родители, — Илари Койвисто выровнял дыхание, — тут нас не найдут. Но лучше бы ты обратилась к Фриде или позволила бы мне!

— Нет! — рыкнула Астрид.

Как она ни пыталась, клыки не убирались. Лишь касались раздраженной кожи губ.

— Оставь меня и иди.

Илари взглянул на поднимающуюся луну. Уже слишком давно они переживают эти жуткие ночи в полнолуние. Каждый раз Астрид было все хуже. А Илари не знал, как помочь.