Блик - Рейвен Кеннеди

Я вот-вот воссоединюсь с Мидасом.

Он где-то здесь, ждет меня, и мое сердце бьется чаще при мысли об этом. Я не видела его несколько недель, и это самая долгая наша разлука за последние десять лет.

Я тоскую по его привычному обществу. Хочу рассказать про Сэйла и Дигби, и он поймет, поскольку тоже их знал. Моя жизнь существенно изменилась с тех пор, как я покинула Хайбелл, и мне не терпится ему обо всем поведать.

Стражники ведут меня в очередной узкий проход, и по-прежнему никто не выходит к нам навстречу, рядом вообще никого. Весь этаж пустой, и я недоуменно хмурюсь и задаюсь вопросом, почему меня не ведут через основную часть замка. А потом меня осеняет.

Я – секрет.

Только теперь я вспоминаю, что по пути сюда Мидас воспользовался как приманкой разукрашенной в золото наложницей. Этот шаг должен был меня защитить, но ничего хорошего не вышло.

Молчание стражников, отсутствие радушного приема и тайный путь по пустым коридорам укрепляют мои догадку. Наверное, никто не знает, что меня похитили и теперь обменяли, если Мидас поддерживал видимость обратного.

Не понимаю своих чувств по этому поводу.

Меня ведут по лестнице из голого камня, а затем по коридору с узкими прорезями окон под высоким потолком, пропускающими пятна света, чуть озарившего тесный проход.

Потом мы, похоже, выходим из коридора для слуг, потому что меня загоняют в проход, украшенный богаче. По полу от одного конца к другому тянется дорожка из пурпурного бархата, а на стенах висят незажженные серебряные канделябры. Окна высокие и широкие, занавески подняты и впускают и солнечный свет, и ледяной ветер.

Еще один лестничный пролет, затем второй – и наконец мы оказываемся в уже не таком опустевшем крыле замка.

Я сразу же узнаю царскую гвардию Мидаса: по шесть стражников стоят у каждой стены. Они смотрят на нас, но ничего не говорят.

Когда один из них стучит в большие двойные двери, я чувствую, как перестаю дышать. А когда эти двери открываются, не могу даже моргнуть. И уж точно не ощущаю своих шагов, когда стражники отходят в сторону и пропускают меня.

Но войдя в комнату и впервые за два месяца взглянув на своего Золотого царя, чувствую, как подпрыгнуло сердце.

Двери закрывают за мной, и мы остаемся вдвоем. Только он и я.

Мидас стоит посреди большого личного кабинета, вся комната, кроме него, окутана темно-фиолетовыми и голубыми цветами. Из-за золотых нитей одежды, слегка загорелой кожи и светло-медовых волос Мидас буквально сияет. И эти глаза, его теплые ореховые глаза, блестят сильнее всего.

Он вздыхает шумно и резко. Словно задерживал воздух с тех пор, как узнал о моем похищении, и только сейчас смог выдохнуть полной грудью.

– Драгоценная.

Одно-единственное слово шепотом срывается с его губ, но в нем слышна агония от едва сдерживаемого волнения, такая яростная, что выражение лица Мидаса дает трещину, словно оно сделано из стекла. На красивом лице появляется облегчение такое непомерное, такое ощутимое, что я почти чувствую его вкус.

Вижу, как мой царь на меня смотрит, слышу его голос, и моя выдержка тоже дает трещину. В следующий миг лечу к нему, потому как больше ни секунды не выдержу без его объятий.

Но не успеваю обвить руками его шею, поскольку он останавливает меня, схватив за плечи и удерживая. Я замечаю, что он тоже в перчатках, вот только его девственно чистые, тогда как мои грязные и поношенные.

– Драгоценная, – снова говорит он, но теперь я слышу в его голосе нотку упрека.

Я трясу головой и вытираю с глаз слезы.

– Извини. Я не подумала.

– Ты в порядке? – тихо спрашивает он.

Его простой вопрос словно открывает ворота, за которыми я спрятала все случившееся. Из них вырываются страх и горечь от тех жутких потрясений. Перед глазами тут же появляются лица Дигби и Сэйла, и по щеке бежит золотистая слеза.

Мидас удивленно смотрит на меня.

– Что случилось? – спрашивает он, легонько меня встряхнув. – Кто-то к тебе прикоснулся? Назови имена всех, кто дерзнул тронуть тебя хотя бы пальцем, и я сожгу их дотла и раздавлю их пепел ногами.

Ошарашенная горячностью, с которой он произносит эти слова, я просто смотрю на него с открытым от удивления ртом.

– Кто, Драгоценная? – спрашивает он и снова меня трясет.

Я тут же вспоминаю капитана Фейна, но еще не готова к такому разговору. Не готова рассказать ему, что натворила. Я до сих пор не знаю, как поступить с Риссой.

– Нет, дело не в этом, а в моих стражниках, – покачав головой, отвечаю я. – Дигби и… – я всхлипываю, пытаясь собраться с силами, пытаясь произнести эти слова вслух. – После нападения пираты сотворили с Сэйлом такое… это было ужасно. Не могу перестать прокручивать в голове эту картину… как его убили прямо у меня на глазах.

Сердце будто сжимает истязающий кулак, впиваясь в него пальцами до боли и пуская кровь.

– Я не могла это остановить. Просто позволила ему умереть там, на снегу.

Моя вина – это извивающийся презренный зверь, который царапает когтями кожу и разрывает меня в клочья.

– Они затащили его на борт и… – когда я вспоминаю, как пираты привязали Сэйла к той мачте, у меня перехватывает дыхание. Я плачу так сильно, что вряд ли Мидас понимает хотя бы слово из того, что говорю.

– Тише, – тихонько напевает он, утешающе гладя меня по спине. – Все хорошо. Тебе больше не нужно об этом вспоминать. Сейчас ты здесь. Больше никто и никогда не заберет тебя у меня.

Я киваю, пытаясь взять себя в руки, стараясь остановить льющийся из глаз поток золотистых слез.

– Я по тебе скучала.

Мидас легонько сжимает меня в объятиях и смотрит теплыми глазами так, словно я его самое дорогое сокровище.

– Ты же знаешь, что я ни перед чем не остановлюсь, чтобы вернуть тебя.

Я слегка улыбаюсь.

– Знаю.

Еще мгновение мы просто смотрим друг на друга, и я чувствую, как его близость опутывает меня покоем, который он олицетворяет. Это старое, знакомое тепло, это чувство защищенности. Оно успокаивает зверя во мне, его когти прячутся, пасть закрывается.

Вся неуверенность и тревога, которые терзали меня на протяжении долгих недель, медленно уходят, пока я снова не оказываюсь в знакомых водах. Я испытываю облегчение от того, что мне больше не придется быть бдительной и столь осторожной. С губ срывается тихий вздох, плечи слегка опускаются, сбросив напряжение, которое я сносила несколько месяцев.

Карий взгляд Мидаса становится мягкой успокаивающей почвой, прячущей ранимое зернышко.

– Ты со мной, – шепчет он. – Теперь все будет хорошо.

Я отчаянно хочу протянуть руку и провести ею по его щеке, ощутить, как бьется его сердце, но сдерживаюсь.