Мертвый кролик, живой кролик - Елена Ивановна Михалкова

нашу жизнь? Все рухнет! Если Ленька или Егор съедут крышей, кто в этом будет виноват? Мы не себя защищаем, Вера. Мы их защищаем!

– А что я скажу Нине? – прошептала Вера, сдаваясь.

– Скажи, что она для нас умерла. Пусть как хочет, так с этим и живет. Мы-то столько лет жили…

«Всего два месяца», – хотела поправить Вера. Но проглотила свои слова.

Сыщики молча смотрели на нее, и Вера прочла в их взглядах осуждение. В ней вскипел гнев. Как они смеют порицать ее, не побывав в ее шкуре?

– Я передала Нине слова детского психолога. Психолог посоветовала сказать Лене и Егору, что их мама погибла.

– Это правда или такое же вранье, как и все остальное? – небрежно спросил Илюшин.

Кровь бросилась Вере в лицо.

– Как вам не стыдно… – выдавила она. – Вы ничего не знаете…

– Зато догадываюсь. Никакого детского психолога не было. А если он и существовал, ересь насчет покойной матери не оскверняла его уста. Вы с Тамарой сами придумали это и всучили свою выдумку Нине, чтобы гарантированно держать ее подальше от детей. Нина вам доверяла, вы легко смогли ее обмануть.

– Я не просила ее доверия! – отчеканила Вера. За дверью послышался шум, и она понизила голос: – Я ни о чем ее не просила. Это она постоянно чего-то требовала от меня. Следить за мальчиками, сообщать ей, все ли у них хорошо… Описывать их школьные успехи, их отношения с друзьями, с учителями, с чертом рогатым!.. – Вера чувствовала, что ее несет, но не могла остановиться. – Постоянно выклянчивала у меня все новые подробности! Какое Нина имела на это право?

– Она их мать, – заметил Илюшин.

– Мать, которая их бросила! – исступленно выкрикнула Вера. – Она недостойна своих детей!

– Это вы решили вместе с Тамарой, правильно я понимаю? – Илюшин насмешливо рассматривал ее. – Определили, кто достоин, а кто нет… Вы знаете, чем занимается ваша бывшая подруга?

– Развлекается!

– Она управляет благотворительным фондом, помогающим детям с заболеваниями крови. В прошлом году через него прошло сто восемьдесят шесть детей. В позапрошлом – двести четырнадцать. Все от начала до конца организовала Нина.

– Это не ее дети, – слабо возразила Вера, – вот она ими и занимается.

– Вы это скажите родителям малышей в стойкой ремиссии, – посоветовал Макар.

Сергей придвинул стул и сел.

– Вера, зачем? – с недоумением спросил он, вглядываясь в ее лицо. – Зачем вы поддерживали ложь Тамары? Вы же добрый совестливый человек…

Вере стало тошно. Они ничего не знают, ни-че-го-шеньки! И не способны ничего понять.

– Потому что должна существовать справедливость. – Голос у нее срывался. – Нина не понесла никакого наказания…

– Откуда вам знать? Вы встречались с ней трижды в год.

– Почему вы ее защищаете? – Вера, не помня себя, схватила его за руку. – Объясните мне, почему?! То, что она совершила, – омерзительно! Этому поступку не может быть никаких оправданий!

– Нина пыталась все исправить. – Сергей не забирал у нее руку и говорил неторопливо, веско. – Вспомните: она написала письмо, раз за разом просила Тамару о встречах с мальчиками… Все эти годы она следила за ними.

– Этого недостаточно! Нет ничего хуже, чем отказаться от собственных детей, – с глубокой убежденностью проговорила Вера. – Материнская любовь – это святое чувство, и в жизни женщины не может быть ничего ценнее его…

– Вам-то откуда об этом знать? – уронил Макар.

Вера дернулась, как от выстрела. Выпустила руку Бабкина и встала – окаменевшая, холодная, оскорбленная до глубины души.

– Давайте закончим беседу. Мне пора к пациенту.

– Жестоко ты с Шурыгиной, – укоризненно сказал Сергей после ухода Веры. – Ее тоже можно понять.

– Недолюбливаю пламенеющих праведников. Меня пугает воодушевление, с которым они постоянно пытаются кого-то сжечь у позорного столба. Ты высказал Тамаре, что это она виновата в побеге Егора. Вина Шурыгиной тебе не так очевидна? А между тем она равноправный сообщник Забелиной. Они вдвоем на протяжении восьми лет врали и Юрию, и Нине, и Егору с Леней.

– М-да. Забавно.

– Что именно?

– Ну, выходит, Юрий такая же жертва Тамары, как и Нина. Хотя Нину она терпеть не могла, а сына обожает. Странно как-то все складывается. Куда мы теперь?

– Ты проверяешь алиби Шурыгиной, я еду к Ратманскому-младшему, – предложил Макар. – Или нет, давай так: пока ты проверяешь алиби, я позвоню Гришковцу, выясню, как далеко он продвинулся. Закончишь – навестим нашу маленькую жирную бабочку.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сначала Алик Ратманский предложил «по-быстренькому перетереть» в его машине. В ответ на откровенный смех Илюшина сориентировался и недовольно буркнул: «Ладно, подъезжайте. Только я очень ограничен по времени». Эту реплику Макар и вовсе оставил без внимания.

– Интересно, вызовет ли он сестрицу, – сказал Сергей. – Он не может не понимать, что мы что-то нарыли.

– Побоится. Она болтлива, не следит за языком. Он старше и думает, что контролирует ситуацию. Проблема большинства глупцов в том, что они не способны здраво оценить других людей.

– Алик, по-твоему, глуп? – усомнился Бабкин.

– Скоро ты его своими глазами увидишь и классифицируешь.

Для начала Бабкин классифицировал квартиру сына Ратманского как «нифига себе хоромы». Он с трудом удержался, чтобы не подойти к окну. Они находились на тридцать пятом этаже – на десять этажей выше, чем жил Макар. Небо и облака отсюда казались ближе, чем люди на тротуаре.

– Если вы не в курсе, люди давно изобрели скайп, – сказал Алик недовольным тоном, обращаясь к Илюшину. – А тебе обязательно нужно было лично меня увидеть? Вообще-то мое время дорого стоит. Кто это с тобой, телохранитель?

Он окинул Бабкина пренебрежительным взглядом.

Алик был в точно таком же тренировочном костюме, как накануне, но черного цвета. Издалека младший Ратманский выглядел так, словно его окунули в мазут.

Про себя Макар отметил, что сегодня Алик не похож на того накокаиненного придурка, каким казался вчера. Он не шмыгал и не подергивался, в глаза смотрел прямо, с вызовом.

– Это мой напарник, Сергей. Александр Константинович, давайте присядем, нам надо у вас кое-что уточнить.

Алик плюхнулся на диван и злыми глазами уставился на Бабкина. Сергей широко улыбнулся ему.

– Шнелле, шнелле, мальчики! – поторопил Алик. – Ближе к делу!

«Что ж нас все торопят, – вздохнул про себя Сергей. – Сначала Забелин, теперь этот…»

– Шесть месяцев назад вы внедрили своего человека в «Примулу», – без предисловия начал Илюшин.

Не столько слова, сколько выбранный им тон заставил Алика отвести взгляд от Бабкина. Замерев, он уставился на Макара. Но ему хватило сил