Королева четырех королевств - Принцесса Кентская

Певчие расположились в глубине собора; напротив них в своем расшитом облачении стояли архиепископ Реймский, старший пэр Франции и епископ Шалонский – рядом с еще несколькими епископами в огненно-алых рясах. Я порадовался, услышав, как чистые голоса затянули гимн «Тебя, Бога, хвалим». Всю церемонию коннетабль Франции держал в руках королевский меч – острие его было повернуто кверху, а рукоять покоилась на подушке.

Из базилики с соблюдением всех необходимых ритуалов доставили священный елей: его нес босоногий аббат в сопровождении четырех всадников, вооруженных солдат, которые держали над ним золотистый полог.

Они въехали на лошадях прямо в собор и поднялись вверх, к хору; копыта стучали по каменным ступеням. Лошадей придержали под уздцы, и аббат передал архиепископу Реймскому сосуд со священным елеем, лежащий на красной бархатной подушке, которую под него подложил один сообразительный паж. Всё это меня очень впечатлило.

По традиции архиепископ смазал грудь и голову короля священным елеем. Тогда же герцог Алансонский посвятил короля в рыцари – я и понятия не имел, что он еще не был рыцарем! Жорж де ла Тремойль как великий камергер зашнуровал туфли короля, украшенные золотой геральдической лилией, а затем герцог Алансонский прикрепил к обуви нашего царственного рыцаря золотые шпоры.

Было трогательно наблюдать, с каким благоговением и сам новопомазанный король, и Жанна д'Арк отнеслись к церемонии; по ее лицу заструились слезы, когда она наблюдала за миропомазанием. Затем король переоделся в более официальное облачение. Как его ближайший родственник на церемонии, я стоял сразу за ним, по правую руку, а за мной стоял Жан Дюнуа. Мы слышали, как король торжественно поклялся на латыни «защищать и соблюдать Справедливость и Закон». Затем под громкие звуки дюжины серебряных труб архиепископ Реймский высоко поднял корону Карла Великого, чтобы все смогли ее увидеть, и осторожно надел на голову Карла, а после передал ему импровизированный скипетр. В тот момент Карл действительно был королем, нашим королем, королем Жанны д'Арк! Хор взорвался еще одним мощным и торжественным гимном, и все мы склонили головы с трепетным уважением к нашему только что коронованному монарху. Я посмотрел на Жанну – и, клянусь, у нее было лицо ангела, ниспосланного на землю.

Я стоял так близко к Деве, что имел возможность наблюдать за ней на протяжении всей церемонии. Она недвижно стояла в своих великолепных белых доспехах, держа в руке свернутое знамя Лотарингии, а на лице Девы застыло неземное выражение. Похоже, она действительно была на небесах. Это был тот самый момент, ради которого она жила, ее цель, воплощенная мечта. Ее дофин теперь по-настоящему стал ее королем.

С того дня, как она впервые пришла ко мне в Нанси, я несколько раз встречал Жанну при дворе у Карла, и разница между той девушкой и Орлеанской девой колоссальна. Она уже повидала войну на расстоянии вытянутой руки: все ее ужасы, крики раненых бойцов, ржание подбитых лошадей, лужи крови, в которых то и дело поскальзываются солдаты. Она видела горящие дома и оставленных детей – плачущих у обочины, потерянных, вынужденных просить милостыню. Смотрела в искаженные болью лица умирающих и в суровые лица победителей. Жанна д'Арк стремительно повзрослела с тех пор, как покинула родной Домреми, хотя прошел всего-то год.

Еще одним новшеством – а таковых было немало во время этой наскоро организованной церемонии – была передача королю ключей от Реймса. Их преподнесли Карлу на другой подушке в знак того, что город подчиняется только что коронованному монарху. Вслед за этим Карл VII поднялся и посвятил в рыцари более трехсот своих самых достойных солдат.

До начала церемонии мне сказали, что она будет куда более короткой, чем обычно, из-за ее импровизированного характера, и я могу сказать лишь, что благодарю Господа за это, ведь мы вошли в собор около девяти утра и не покидали его вплоть до третьего часа пополудни. Я нашел музыку великолепной – честь и хвала хору Реймского собора! Казалось, певчие оторвались от земли и поднялись над сводами храма, когда исполняли свой последний воодушевляющий гимн, – под его звуки мы с королем вышли на свет, в лучи яркого солнца, где нас встретили восторженные возгласы толпы.

Затем король по традиции начал возлагать руки на больных и немощных, и я тихонько улизнул вместе с Жаном Дюнуа, чтобы найти чего-нибудь поесть.