Пилигрим. Книга 3 - Константин Калбазов

В помещении относительно чисто. Вот только внешнее приличие портило зловоние миазм. В ближнем от входа углу стоит деревянное ведро. Которое вроде как и пустое, но разит от него так, что спасу нет. В дальнем куча свежего сухого сена, поворошив которое он выгнал из его недр двух мышей, порскнувших в щели у самого земляного пола.

Потянул носом воздух. Сено как сено. И пахнет где-то даже приятно. Только перебить вонь у него не получится. Если только… Романов взял небольшую охапку и сунул в ведро, не до самого дна, а так, чтобы перекрыть зев. Вонять стало значительно меньше. Удовлетворенно кивнул и завалился на подстилку.

Это хорошо, что князю сейчас не до него. Он вообще-то не мазохист. Хотя и знал, куда идет и чем рискует. Этот арест он не просто предвидел, но знал о нем. Мало того, чтобы обставить все как надо, устроил так, чтобы воевода заранее знал о его прибытии. А то начали бы его вязать не сходу, а чуть погодя, когда народ расползется по городу, тогда бы пограничников выцарапать не получилось бы. А там, глядишь еще и пристукнули бы кого. А оно лишнее, от слова совсем.

Самому Михаилу конечно тоже может достаться. Но ему ведь по силам отключить болевые рецепторы. Пусть он и будет при этом слабо владеть своим телом, это не важно. Главное, и он знал это совершенно точно, что его не станут ослеплять и калечить руки. Был среди советчиков великого князя тот, кто постарался о том, чтобы тот не забывал о ценности такого кадра, как воевода Романов.

О чем речь? Только о том, что этот арест, по сути, был подстроен самим Михаилом. А что такого? Хватает ведь у него недоброжелателей у кого зависть и руки загребущие живут не согласуясь со здравым смыслом. Они ведь видят только то, что этот гад, воевода Пограничного, богатеет и жирует. Значит нужно этот град подмять под себя. В смысле под великого князя, конечно. Но он ведь сам там сидеть не станет. Вот и получится ручки погреть.

Признаться, Михаил сомневался, что кто-то из окружения князя сумеет дать в должной мере ума уже налаженному производству. И уж тем более, способствовать его развитию. Дело ведь это такое, что у кормушки умные не нужны, потребны преданные. А дурость она хуже воровства. Может и не сразу. Но Пограничное все же придет в упадок.

Для чего ему это нужно? Всего лишь тест. Великий князь провалил его с треском, пойдя на поводу у бояр. Михаил не дал ни единого повода усомниться в своей преданности киевскому столу. Поступления в казну росли год от года, потому что он честно отсчитывал ровно пятую часть своих доходов.

Граница, на участке где стоит Пограничный и даже за его пределами прикрыта. Оттуда не случаются и незначительные набеги. Если только какие разбойничьи ватаги. Путь по Славутичу до самого Олешья безопасен. Волок на порогах действует исправно и совершенно безопасен. Даже дорогу стали строить, чтобы облегчить его.

Всеволод не выдержал, усомнившись в Михаиле и упрятав в поруб. А там глядишь еще и до заплечных дел мастера дойдет. Впрочем, это где-то даже и ожидаемо. Куда интересней, как поведет себя Мономах. Ведь именно на него Романов сделал основную ставку, расчистив путь на киевский стол.

Так уж вышло, что год назад Святополк Изяславич скончался от случившейся болезни. Заподозри кто в этом что-то неладное, то непременно обратил бы внимание на схожие симптомы болезни с покойным князем Олегом. А может и не обратил бы на это внимание. От Тмутаракани до Новгорода путь неблизкий. Поди еще это сопоставь.

Зелье правды, что сумел раздобыть Романов, оказалось просто великолепным средством. Конечно, наибольшего эффекта можно добиться, если допрашивающий будет противоположного пола. И уж тем более, во время телесных утех. Но это не обязательное условие. Тем более, если вести речи за чаркой доброго вина, когда язык сам собой развязывается. А там и излишнюю откровенность можно списать на зеленого змия.

Зелье готовит только лично Михаил, не доверяя его секрет никому. Борис же пользует его по поводу и без. Есть у него в службе и женщины, не стесняющиеся в средствах. Собственно, на улице и подобранные.

Вот и Романов не стеснялся подливать его Мономаху. Поэтому, он доподлинно знал, что тот ему верит, искренне желает провести реформы, сделать Русь сильной и единой. Оставалось только понять, насколько он тверд в своей вере Михаилу и достанет ли у него решимости при случае встать на его сторону в любой ситуации. И, да. Рядом с Владимиром так же нашлись те, кто лил ему в уши яд, по поводу пограничного воеводы.

Человек Бориса видел арест Романова. Гонец в Чернигов уже убыл. Остается дождаться, когда князь прибудет в Киев. Если прибудет.

— Здравия, Михаил Федорович, — поздоровался вошедший стражник. — Воевода кланяется. Вот, поснедать передал. Не обессудь, без разносолов, — выложил он на сено узелок из чистой холстины.

— Спасибо братец. А скажи, можно ли эту кадку сменить на что иное. Смердит, спасу нет.

— Сейчас все сделаю.

Все так. Михаил мог сбежать из поруба в любой момент. Борис недаром ел свой хлеб. Киев буквально пронизан его агентурой. Что не удивительно, если не забывать о планах Романова…

* * *

Сушей получалось где-то на сорок поприщ короче. Но рекой выходило все одно быстрее, чем с заводными лошадьми. Да и не так изматывающе. Мономах не стал отмахиваться от новинки Романова, и завел себе десяток ладей с гребными колесами. Пять сотен воев, способных быстро передвигаться по реке, не так уж и мало. Получалось куда быстрее, чем на веслах, да еще и при смене гребцов, двигаться можно было безостановочно.

Завел он себе и грузовые суда. Только в качестве тягловых животных все же предпочитал использовать лошадей. К мулам у него душа не лежала, хоть тресни. Вот как видел, так и хотелось пустить на мясо. Хотя, и мясо из них так себе. Только в голодное время и есть.

Об аресте Михаила он узнал когда уже стемнело. Сборы были недолгими. Очень уж хотелось поспеть до той поры, пока Всеволод предаст союзника в руки заплечных дел мастера. Четырьмя ладьями он вышел из Чернигова еще до полуночи. Благо стояла полная луна. А в Киев прибыл уже после полудня. Шли конечно вниз по течению. Но все одно вышло скоро. Дружинники вращали вороты не жалея сил.

— С чем пожаловал? — не скрывая своего удивления, поинтересовался Всеволод, при виде сына.

— Весть до меня дошла, что ты посадил в поруб воеводу Романова.

— Скоро как-то до тебя новость прилетела, — хмыкнул Всеволод.

— То не важно. Пошто так-то, с воеводой верным?

— Верным сказываешь. А как такое выходит, что мой воевода ведет прямую переписку с царьградским двором. Сам себе решает, идти ли ему на службу Комнину, или погодить. Договоры заключает с ним, в обход меня. Он поди не природный князь, а слуга мой, чтобы так-то себя вести. Секреты, что от меня таит, императору Алексею передал. Пушки ладит, да ему поставляет. Отчего император устроил разор венецианцам. А ить мы с ними торговые дела ведем. Монету свою умыслил чеканить. Это как! Пообщалсяна короткой ноге с покойным Олегом, оперился и тоже решил свой монетный двор учинить. Уже перечисленного достаточно для того, чтобы казнить его смертью. А ведь он еще и от казны таит свои доходы, отчего у нас недобор выходит.