Пилигрим. Книга 3 - Константин Калбазов

— Да уж. Теперь у них остались только кустари одиночки, — утирая лоб, согласился безопасник.

— Ну, это ненадолго. Очень скоро верфи возродятся, как птица феникс. Но зубы у этих торгашей поболят. Тем более, если мы приберем еще парочку их конвоев. Потери?

— Четверо ранены. Один серьезно. Легко отделались.

— И с явным барышом. Кстати, не мешало бы выяснить, отчего эти галеры не захотели гореть.

— Может ромеи что-то намудрили с греческим огнем? — предположил безопасник.

— Я лично проверил каждую амфору. В них греческий огонь.

— Ясно. Буду выяснять, — вздохнул Данила.

Давненько он не заглядывал в Переяславль, хотя тот и находится по соседству. Опять же, речным путем ни в Киев ни в Чернигов его не миновать. Но Романов предпочитал тут не останавливаться, выбирая стоянки гораздо выше по течению. Тут ведь дел такое, что переступив за городскую черту, можно было оказаться в порубе[9]. А там и в руках палача. Уж больно у Михаила отношения с князем Ростиславом не складывались. Но теперь те времена в прошлом.

Федору, безопаснику приставленному к младшему Всеволодовичу, пришлось изрядно потрудиться. Но за прошедшие четыре года, ему удалось склонить Ростислава в нужную сторону. Труднее всего пришлось с возвращением в фавору боярина Трепова. Уж больно князь противился этому. Пару раз бывало и такое, что отстранял от себя Федора, за излишнюю назойливость.

Сменил тактику. Начал приводить в пример великих политиков прошлого, черпая примеры из многочисленных книг. Предоставляемых и Михаилом в том числе. На хорошее дело не жалко. А книги тут стоят изрядно. Он уже наладил печатный двор. Но там пока печатаются только учебники, книги и сборники трактатов необходимые для обучения в школе и основанном в позапрошлом году университете.

Так вот, Федор напирал на то, что еще древние учили тому, что какого бы великого ни был муж, самому ему везде не поспеть. А потому великая мудрость заключается не в том, чтобы разбираться во всем, а в умении подбирать себе помощников. У Цезаря было множество помощников. Ведь с кем-то он проводил советы, кто-то командовал легионами и выполнял его волю. Но помнят только о нем. Брут остался в памяти, как его убийца. Антоний, как неудавшийся наследник. А кто они без Цезаря? Вот и ему следует поступать так же.

Такой подход в итоге возымел действие. Мало, что Горыня вернулся в княжьи палаты, так еще и в Михаиле князюшка перестал видеть… Нет. Врагом он ему как был, так и остался. Но теперь у них эдакое перемирие. Ну глупо же не воспользоваться выгодой от мирного соседства. Тех же мастеров в Пограничном готовят. Да оружие оттуда идет по приемлемым ценам. Как и товары, которые на пользу княжеству.

Но так, то Ростислав ничего не забыл. И Федор зудит ему на ухо, мол правильно все. Так и надо. Пусть Романов считает, что всех перехитрил. Да только никто ему ничего не забыл и не простил.

Михаила подобная постановка вопроса полностью устраивала. Хотя бы потому что младший брат, за старшего был готов в огонь и в воду. А еще, хотя и гордец, но не глуп, и из него получится знатные полководец. Горячность молодости проходит, переходя в зрелую рассудительность. Есть те, у кого ветер гуляет до самой старости. Но этот не из той породы.

При взгляде с реки, город практически не изменился. Все те же деревянные стены. Разве только за ними видны колокольни уже трех каменных храмов. Если первый строили десять лет, то другие два возвели куда быстрее. Дольше расписывали стены по сырой штукатурке. Все же цемент это великое дело.

Однако стоило пройти к центру города, как тут же становилось понятно что время тут не замерло на месте. Город развивался. Детинец за прошедшие годы оделся в камень и встретил Романова высокими выбеленными стенами. В этом году по периметру города начнут возводить каменные башни, меж которыми впоследствии поднимут стены. Подсказка Михаила, преподнесенная Федором, как его собственная.

Княжьи палаты так же стали каменными, за высокой оградой. Но Михаил не стал даже приближаться к воротам, отвернув в сторону. Сомнительно, что князь его примет. Скорее уж станет мурыжить, указывая ему его место.

Направляясь к дому боярина, пришлось обойти сторонкой работников, мостивших улицу плиткой. Ну и правильно. А то от этой древесины одни только миазмы. Дышать нечем. Да и с долговечностью у нее так себе. Хотя конечно в разы проще. Но в Переяславле производство цемента поставлено на широкую ногу. А потому, активно переходят на камень.

— Ну здрав будь, Михаил. Сколько мы не виделись? — с нескрываемой радостью встретил его Горыня.

— Лет пять, поди, — сделав вид, что что-то там подсчитывает, произнес Романов.

— Н-да-а, летит время. Когда только познакомились, мне и сорока не было, а тут уж пятый десяток меняю. Присаживайся к столу.

Встречал боярин гостя в яблоневом саду. Как говорится, в неформальной обстановке. Что говорило о дружеском отношении. И Романов не мог этого не отметить. Как впрочем и того, что на столе стояло блюдо с горкой яблок. А значит помнит Трепов, и о его предпочтениях.

— Ты так говоришь, Горыня Гореславич, будто годы твои уж к закату пошли, — хмыкнул в ответ Михаил, устраиваясь на лавке.

— Ну так, к закату и идут. Уж больше половины жизни за плечами, — со значением, произнес тот.

— Ой ли. Эвон, полон сил, да здоровьем так и пышешь. Так что, оставь ты речи о годах великих, — отмахнулся Романов.

— Зато ты повзрослел и заматерел. Зубы такие отрастил, что шутя за холку треплешь всякого, кто в твою сторону недобро косится.

— Ты это к чему, Горыня?

— Обиду на тебя имеют купцы. Наши Ростиславу плешь проели, не смотри, что молод, скоро лысеть начнет. Иные, великого князя терзают. Не нравится им, что ты в Царьграде, да иных его городах торгуешь беспошлинно, а им горемычным приходится отсчитывать честно заработанное серебро.

— Эка. А о том, что два года тому, ини и вовсе чуть не в убыток отдавали свой товар венецианцам, поди вспоминать не желают.

— Так ить, все встало на круги своя. Но кому-то от того стало лучше, — нарочито сокрушенным тоном произнес боярин.

— Стало быть, чьими стараниями им стало легче, они тоже поминать не желают, — хмыкнул Михаил.

После чего вгрызся в кислое яблоко, отчего сразу свело скулы. Плод оказался настолько кислым, что чуть слезу не вышиб, куда там лимонам. Не скоро еще окультурятся яблочки до сладких сортов. И уж точно, не на его веку. Но помнится, у Горыни были и с намеком на сладость.

— Слабы людишки, а купцы так и подавно. Вот и стонут. Да те стенания попадают в благодатную почву, — вздохнул боярин.

— Ты это о чем? — вздернул бровь воевода.