Там, где тебя ждут - Мэгги О'Фаррелл

– …но я не уверен, что сумею успешно выполнить такую работу. Я не настолько сведущ в проблемах Ари. Я не логопед и даже не специалист по развивающим методам нарушений беглости речи.

– Но вы ведь так здорово посоветовали ему начать с другой буквы или подыскать другое слово, и ваши советы оказались вполне…

– Все это мне запомнилось со времен двадцатилетней давности, когда я работал в качестве аспиранта над одним исследовательским проектом, – мягко вставил я. – На самом деле я занимаюсь лингвистикой. Специализируюсь на языковых изменениях, на генетике, если хотите, того, как мы говорим. На самом деле я не слишком много понимаю во всех тех сложностях, с которыми сталкивается Ари. Я не буду чувствовать уверенности в том…

Она поставила термос между креслами, вид ее опущенной головы и дрожащих рук разрывал сердце. Внезапно я догадался (почуял, откуда ветер дует), должно быть, впервые за все время их глубокого затворничества до нее дошло, к чему ведет бесстрашие ее уединенной жизни с мальчиком.

– Однако наверняка можно найти таких практикующих специалистов, – уверенно заявил я. – Вы ведь живете не так уж далеко от Белфаста, верно? По-моему, до него всего пара часов езды. Можно добраться даже до Дублина в случае необходимости. Вы, вполне вероятно, найдете…

– Это слишком сложно, – перебила она меня, отвернувшись и глядя на сына, который бегал по мокрой траве, таская за собой длинную ветку.

– Послушайте, – вздохнув, сказал я. – Я уже в курсе.

– В курсе чего?

– Понимаю, в чем заключаются сложности. Я знаю, кто вы. Вчера днем, когда мы меняли колесо, я этого не знал, но вечером до меня дошло, когда миссис Спиллейн, обмолвившись, произнесла ваше имя. Я вообще не понимаю, почему сразу не догадался. Полагаю, менее всего я ожидал встретить здесь… встретить вас.

Она закусила губу.

– Придется спросить, не собираетесь ли вы…

– Нет, все в порядке, – с полнейшей убедительностью произнес я. – Я не собираюсь никому ничего говорить. Я умею хранить секреты.

– Умеете?

– Безусловно, – кивнув, подтвердил я.

Она откинула с лица упавшие пряди и вздернула подбородок. Этот жест станет необычайно знакомым мне, но в то время я этого не знал.

– Благодарю вас, – сказала она, словно подводя окончательный итог нашей встрече. Я понял, что разговор окончен: она вытянула из меня все, что смогла, и теперь вернется в свое тайное убежище. Я уже представлял, как вылезаю из машины, прощаюсь с ними, еду обратно в пансион, а потом улетаю в Америку, где меня ждут дом и работа, трудности поиска приличной квартиры и борьба за свидания с моими детьми. Эта случайная встреча в какой-то глуши с неописуемо загадочной женщиной приобретет через несколько недель оттенок наваждения, какого-то чудесного сна. Действительно ли я сидел в машине Клодетт Уэллс и смотрел вместе с ней на этот дождь, на эту гору и на расстилавшуюся вдали стальную гладь Лох-Суилли?[88]

Допив большим глотком остатки шоколада из чашки, я оглянулся, прикидывая, куда ее лучше поставить перед тем, как вый-ти из машины, когда вдруг задняя дверца открылась и в салон забрался Ари, его облепившие голову локоны, как и куртка, поблескивали дождевыми каплями.

– Вы пойдете с нами на берег? – спросил он с безукоризненной беглостью, широко улыбаясь и переводя взгляд с меня на нее и обратно. – Мы собирались туда п-прогуляться и поесть рыбы с картошкой, а потом мы…

– Ари, у мистера Салливана, вероятно, имеются свои планы. Он же в отпуске, и мы не должны…

– Меня зовут Дэниел, – сказал я, – зовите меня Дэниелом. И у меня нет никаких своих планов. Я с удовольствием прогулялся бы до берега. – Улыбнувшись Ари, я позволил себе впервые в тот день открыто взглянуть в лицо его матери. – Если, конечно, вы не возражаете.

* * *

Но вот теперь я стою в одиночестве на нашей кухне, заварив себе кофе. Смотрю на телефон, лежащий на базе. На цветные карандаши Мариты, стоящие в декоративном стакане и устремившие ввысь острые грифельные стрелы. Тщательно осматриваю стопку чистого белья, высокие башни сложенных телогреек, легинсов, свитеров. Я играю роль детектива на месте преступления. Ничто не укроется от моего пристального взора. Я вновь приглядываюсь к выцветшим китайским шторам, к женщинам, вечно пересекающим мосты, и все загадки становятся понятными. Я точно знаю, куда отправилась Клодетт.

Мейв, Ченду, Китай, 2003

Сон Мейв внезапно прервался. Она лежала на боку, придавленная тягостной духотой и влажностью: запутавшись в сбившихся простынях, она взмокла от пота. Комнату заполнял странный, резкий звук, словно натужно пищал какой-то сломавшийся механизм или где-то сработала охранная сигнализация. Казалось, он пронзал ушные каналы и вибрировал там с навязчивой причиняющей боль частотой. Она резко села и практически мгновенно встала с кровати.

Напротив нее в комнате маячил какой-то силуэт. Она различила резкие очертания на фоне окон отеля, за которыми никогда не бывало полной темноты. Там в кроватке стоял ребенок, ухватившись ручками за перекладину бортика. Мейв нащупала лампу на прикроватной тумбочке и включила свет.

Ситуация прояснилась.

Она одна, без Лукаса, на другом конце земного шара. Вокруг глубокая ночь. Трудно сказать, сколько именно времени: дорогой за окнами, похоже, пользовались круглосуточно, постоянно светили фары, гремели грузовики, гудели клаксоны.

Она одна в номере отеля, одна с ребенком.

И писк исходил как раз от ребенка.

«На рыдание не особенно похоже, – подумала Мейв, стоя около своей кровати, – ведь рыдания сопровождаются другими звуками, вздохами, даже всхлипами. Но это больше напоминало скулеж. Монотонный скулеж. Нет ни малейших ослаблений звука, никаких пауз. Это зов страдания, горя, сиротства и заброшенности».

Мейв протянула руки к ребенку и подняла его. Так вроде бы полагалось делать в подобных случаях; это она знала. Она попыталась осуществить такой подъем и объятия, но у малышки, очевидно, было иное понимание. Ребенок выгнул спинку, отклонившись от нее, словно хотел лучше рассмотреть, словно пытался понять, хочется ли ему, чтобы Мейв обнимала его. С залитыми слезами щеками ребенок таращил на нее черные испуганные глазенки.

– Все в порядке, – попробовала успокоить ребенка Мейв, похлопывая его по спинке. – Ш-ш-ш, все в порядке.

Ручки ребенка требовательно поднялись, а голова крутилась из стороны в сторону, словно в поисках кого-то более понимающего, кого-то знакомого.

– Не плачь, – простонала Мейв, уже сама заливаясь слезами. – Это же я, Мейв, – но тут же поправилась: – Мама, помнишь, я твоя мама?