Несостоявшиеся столицы Руси. Новгород. Тверь. Смоленск. Москва - Николай Кленов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
7) Ко второй половине XVI в. естественный рост правящего сословия вооруженных землевладельцев уперся в проблему обезземеливания и общего падения урожайности земель. Естественным решением этой проблемы в рамках существующей системы были войны за новые земли (и за возможность более эффективного освоения земель к югу от Оки!). Никаких стратегических или тактических решений завоевание Казани и Астрахани от Ивана Грозного не потребовало. В вину или в заслугу эти глобальные события ему не поставить.
8) Сложности при «колонизации» Казанской земли вызвали кризис в боярском правительстве и смену внешнеполитической доктрины, чем и воспользовался Иван Грозный для усиления своей власти и личной мести. Задним числом видно, что уже первое по-настоящему самостоятельное политическое действие Грозного было злом для страны.
9) Частные военные неудачи и обострение внутриполитической борьбы позволили Грозному найти союзников для попытки государственного переворота на базе максимального упрощения структуры управления хотя бы и в специально выделенном уделе-опричнине. Страну взорвала не бесконечная власть одного, а бесконечная спираль эскалации внутри- и внешнеполитической борьбы.
10) При этом к началу опричнины возможности чуть не единственного структурированного «ограничительного» механизма на пути такой эскалации — Церкви — были серьезно подорваны. После того как в 1521 г. Василий III свел с митрополичьей кафедры близкого к нестяжателям Варлаама (по сообщению Герберштейна, за отказ содействовать вероломному захвату Шемячича, «запазушного врага» великого князя), влияние церковных иерархов сильно упало. Примета времени: могущественный Иван Великий вел политическую борьбу с митрополитами Филиппом и Геронтием, не пытаясь убрать своих противников (или «противников»?), зато боярские правительства сфедины XVI в. спокойно меняли митрополитов, в том числе и с применением насилия. И личное мужество ряда архиереев во времена опричнины удержать развязанный Грозным террор уже не могло.
11) Опричный террор был ужасен (как ни ужасно произносить такое) в первую очередь не количеством казненных и не отвратительностью казней, но полной дезорганизацией военного и гражданского управления в условиях напряженной борьбы с опасными внешними врагами. Поэтому каждое имя из восстановленного Скрынниковым страшного синодика опальных стоит умножить то ли на пять, то ли на десять. И не надо тут вспоминать про Елизавету Английскую с её списком казнённых: у неё Лондон и Йорк враги не спалили.
12) Никакого позитивного исторического смысла в опричном терроре никому из исследователей найти пока не удалось. Источники говорят лишь о последовательном уничтожении ряда кланов с чадами и домочадцами (на первом этапе — преимущественно из княжеской знати, на втором — старомосковской), что в неудачный момент оказывались в оппозиции к временщикам. Эти повязанные кровью временщики со своими людьми и становились главными организаторами/исполнителями террора, уже понимая, что их ждет в ближайшем будущем, но не имея возможности остановиться в ненавидящей их стране. «Помогла» развитию опричнины и разобщенность её врагов, разобщенность сил, что, по сути своей, обеспечивали условия «соглашения» между государством и обществом Московской Руси, разбросанность по границам земских войск, постоянное давление со стороны неприятеля на ту же земщину, ограждающую собой опричные земли. Система управления государством оказалась беззащитна перед излишне честолюбивыми умниками.
13) После провала опричного эксперимента страна вернулась к прежней системе управления, пусть и изрядно поврежденной. А значит, вернулась все к той же проблеме утекающей из-под ног правящего сословия базы в виде земель с крестьянами и городов с людьми. Вот только ресурсов и времени для решения этой проблемы осталось на порядок меньше. А грозненская опричнина даже не выполнила функции социального лифта: единичные эксцессы в виде воеводства Н. П. Чепчугова в 1582 г. эксцессами и остались, никак не решив накапливающихся проблем мелкого и мельчайшего дворянства. Впереди Смута…
Как видим, n-й тезис-этап в этой цепочке основан на развитии тенденций (n-l)-го этапа, но и итоги (n)-го этапа усиливают породившие их тенденции. Типичнейшая положительная обратная связь, разорванная катастрофическим образом в конце XVI в. Кроме того:
14) Никакой связи с нынешними бедами России трагедия находящегося на подъеме «московского хищника», разорванного своими же собственными силами, не имеет. Разве что стоит помнить: в России вполне возможны адекватные моменту, действительно эффективные правительства, адекватные моменту реформы. «Особый русский путь» этому ничуть не противоречит. А нужны для формирования и функционирования такого правительства всего лишь открытый соревновательный процесс да механизмы, ограничивающие неизбежную в таком деле эскалацию насилия…
И вот осталось лишь сформулировать ответ на типичный вопрос нашего собрания пестрых глав из истории средневековой России: была ли где-то в XVI в. та волшебная точка бифуркации, в которой стечение обстоятельств смогло бы остановить тот раскачивающийся маятник с положительной обратной связи, что привел Россию к опричной катастрофе, превратил союз государства и общества XV в. в злую пародию? Была ли возможность для московской альтернативы?
Мне кажется, что такая точка была, и была она после казанского взятия, в момент высшей силы России времен Ивана Грозного, когда всерьез решался вопрос о направлении дальнейшей экспансии молодого российского общества и агрессивного Российского государства. И суть возможной Московской альтернативы нам ярко являет царствование Феодора Иоанновича, сына и преемника Ивана IV. При этом «юродивом» государе на Руси было введено патриаршество;
татарская конница не сумела пробить брешь в русской обороне, ведь Федор не бегал по примеру своего отца из Москвы в минуту грозной опасности — и столица не была взята;
в результате ожесточенной борьбы Россия отбила у шведов Ям, Копорье, Ивангород, Корелу и добилась частичного реванша за прежнее поражении в Ливонии;
были закреплены за Россией огромные территории по Волге, от Казани до Астрахани, были основаны Самара, Царицын, Саратов, Уфа;
состоялось реальное присоединение Западной Сибири, основание Тюмени, Тобольска, Сургута, Тары, Березова.
Простого наличия во главе государства легитимного и незлого правителя и модератора внутриэлитных споров оказалось достаточно, чтобы даже неофициальный Пискаревский летописец вспоминал федоровскую эпоху исключительно в восторженных тонах: «А царьствовал благоверный и христолюбивый царь и великий князь Феодор Иванович… тихо и праведно, и милостивно, безметежно. И все люди в покое и в любви, и в тишине, и во благоденстве пребыша в та лета. Ни в которые лета, ни при котором царе в Руской земли, кроме великого князя Ивана Даниловича Калиты, такие тишины и благоденства не бысть, что при нем, благоверном царе и великом князе Феодоре Ивановиче всеа Русии».