Луна. История будущего - Оливер Мортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мягкий свет несостыковок, одна Луна из многих историй.
высокотехнологичную утопию, смесь реального и вымышленного прошлого, в котором история не имеет направления, дизайн совершенно новых, небинарных гениталий считается достойным уважения делом, а таблоиды регулярно публикуют новости о воскресшем Элвисе.
Люди упали с обрыва истории и оказались в новом месте. Центральный компьютер, который, подобно Майку, управляет системами жизнеобеспечения и, также подобно Майку, вмешивается в жизни желательным и нежелательным образом, видит это так: они выходят на новую ступень эволюции, как двоякодышащие рыбы на стальном пляже собственного изобретения. Это аллюзия на сделанное Вернером фон Брауном сравнение момента, когда нога человека впервые коснулась Луны, с моментом, когда первые тетраподы, предки всех рептилий, птиц и млекопитающих, вышли из моря на сушу. Варли говорит нам, что дело не в Луне. Отныне люди развиваются в среде,
«вышли за пределы, поставленные творцом для жителей Земли»
которая не просто достижима с помощью технологий, а соткана из технологий. Будущее не в механизмах движения, а в механизмах информации, трансформации и симуляции.
Было время, когда Луна символизировала единственное место, куда могут долететь ракеты, и выступала в качестве образа будущего. Такой она представала в научной фантастике и такой стала в ходе программы «Аполлон». Теперь она кажется в лучшем случае лишь одним из множества вариантов будущего, причем слегка устаревшим. Стремление к космической экспансии по-прежнему будоражит многие души и, возможно, еще сыграет роль в грядущие века. Однако сегодня будущее больше к нему не сводится. Многие считают, что вместо этого в будущем нас ждут более мощные компьютерные симуляции в более суровых климатических условиях, или выход на новый уровень (а может, и к роковому концу) с помощью искусственного интеллекта, или просто продолжение того, что наблюдается сегодня.
На описываемой Варли Луне симуляций господствующее положение занимают пещеры, пусть и не безграничные, однако гораздо более просторные, чем крупнейшие лавовые трубки. Высотой в несколько километров и шириной в несколько десятков километров, они вырыты с помощью ядерной взрывчатки. Их называют диснейлендами. Внутри них с помощью огромных ландшафтных диорам сформированы определенные земные среды, например кенийская саванна или леса тихоокеанского северо-запада,
архипелаг глубокомыслия и бурного веселья из фантастических рассказов
населенные всевозможными животными и имеющие собственные погодные системы, которые порой отрегулированы особым образом для пущей художественной выразительности. В этом торжестве антропоцена живут реконструкторы, которые используют технологии и исполняют обычаи определенных мест и времен, получая наказания за любые анахронизмы. На Луне диснейлендов остро ощущается горечь утраты — в некоторых рассказах поселенцы не могут жить на стороне, повернутой к Земле, и видеть мир, который навсегда останется, но никогда больше не будет их домом, — но в то же время чувствуется и радость восстановления и нескончаемого праздника. На поверхности есть даже диснейленд Луны — такой, какой она должна была быть, с пологими холмами, расселинами и скалами, прямо как на рисунках Боунстелла.
Размах диснейлендов может показаться маловероятным, но идея создания моделируемых сред для скрашивания лунной жизни представляется вполне правдоподобной, а может, даже необходимой и блестящей. Никто не хочет испытать того, что может принести отсутствие подобной стимуляции. Кокелл отмечает:
Визуально Луна представляет собой серую пустошь… Нет ни шелестящих листвой ветров, ни журчащих среди камней рек, ни кричащих животных — в звуковом отношении [лунная] среда тоже пустынна. О долгосрочном влиянии визуальных, обонятельных и звуковых лишений на человеческую психологию пока можно только гадать, но такие чувственные ограничения не могут идти на пользу психическому здоровью человека при его любви к разнообразию опыта. Люди неотвратимо становятся рабами бледного, конформистского мировоззрения, а в итоге и рабами тирании.
Моделируемое развлекательное разнообразие стало бы противоположностью гражданской утопии Хайнлайна — обществом, живущим в равновесии с суровой средой, сформировавшей его и непригодной для притворства. Все это фальшивка, ностальгия. Но, возможно, без этого не обойтись.
Вспоминается конкретный тип симуляции — симуляция призрака. Как и при появлении на экране первых намеков на лицо Адама Селена, напоминающих размытое изображение, которое порой возникает в земных облаках, — мимолетный лик Земли, столь непохожий на вечный лик Луны, — в симуляции расколотой Земли в диснейлендах есть нечто призрачное, и эта призрачность подчеркивается свойственной героям Варли привычкой погибать и возвращаться к жизни.
В литературе Луна часто бывает царством смерти. Читатель догадывается, что Ганс Пфааль, которого Эдгар Аллан По отправляет на Луну, умер до начала своего путешествия, когда он вскользь упоминает о попытке самоубийства. В «Зловещем кратере Тихо» Клиффорда Саймака выясняется, что кратер населен привидениями. Творчество Хайнлайна изобилует героями, погибающими на Луне, от Д. Д. Харримана до отважного Эзры Далквиста, который снимает с вооружения целую лунную базу ядерных боеголовок, чтобы предотвратить военный переворот, и компьютера Майка. Хильди Джонсон из романов Варли не раз накладывает на себя руки. Командир «Аполлона-15» Дэйв Скотт оставил на месте посадки «Фалкона» памятник павшим астронавтам; часть праха Джина Шумейкера покоится в кратере, носящем его имя; Moon Express заключила контракт с компанией, планирующей отправлять на Луну прах других людей. Трудно говорить о безжизненности Луны, не думая о смерти.
Однако, как Несмит и Карпентер написали в книге «Луна как планета, как мир и как спутник», безжизненное запустение лунной поверхности есть «не иллюзия смерти, ведь в таком случае должна была существовать и жизнь, а картина мира, в котором никогда не брезжил свет жизни». Есть разница между тем, что умерло, и тем, что никогда не жило, и концепция призраков частично ее иллюстрирует. Призрак — это следствие смерти и ее отрицания. Призрак — это присутствие отсутствия, немертвая смерть. Порой призрак не принадлежит ни одному из миров. Порой напоминает отражение без зеркала. В нем есть что-то от двуличия Луны.
* * *
Я не верю ни в Луну-тюрьму, ни в Луну — убежище от инопланетного вторжения, ни, раз уж на то пошло, в Луну-призрак. Но я считаю, что чтение этих историй сегодня, когда мы знаем, какова Луна, помогает нам представить, какой она может быть, — и представить гораздо ярче, чем с помощью анализа конструкции гало-орбит, вычисления требуемой мощности электромагнитных катапульт, моделирования техник добычи льда из кратеров при температуре, опасно близкой к абсолютному нолю, или попытки понять все тонкости замкнутых систем жизнеобеспечения. Воображение людей не в меньшей степени повлияет на облик Луны будущего.
Хайнлайн рисует убедительный образ Луны, где ничего не дается даром или за бесценок. Там нет ничего, что уже используется и что можно присвоить себе. Тем не менее, возможно, есть способ на время хотя бы создать видимость дешевизны. Идея добычи льда и летучих веществ на лунных полюсах сродни идее об эксплуатации ископаемого топлива на Земле и ускоренного использования ресурсов, накопление которых происходит очень медленно. Если ресурса достаточно (или если его расход невелик) и если эксплуатировать его выгоднее, чем эквивалентные ресурсы из других мест, это может стать проблемой, чем и объясняется важность режима управления и определения фактического положения дел.