Луна. История будущего - Оливер Мортон

Впрочем, есть потенциальная помеха. Подобно тому как ракеты, о которых Оберт рассказывал молодому Вилли Лею в 1920-х, подходили не только для доставки почты и космических путешествий, но и для перемещения высоковзрывчатых веществ, 100-гигаваттному массиву лазеров тоже можно найти недоброе применение, особенно если для оптимизации мощности разместить его над земной атмосферой. Нацеленный на звезды, он станет великолепным двигателем. Нацеленный на Землю — страшным оружием, которое наносит удар на скорости света и защититься от которого невозможно. Мало кто захочет, чтобы такая установка появилась на орбите.

Можно построить ее на земной поверхности и постараться свести к минимуму потерю производительности из-за наличия атмосферы, а можно разместить в единственном месте, где ее невозможно будет направить на Землю, — на обратной стороне Луны. Получая столько же солнечной энергии, сколько и любая другая точка в этих краях, она также располагает сырьем для солнечных батарей и лазерных зеркал.

Когда люди вернутся на Луну — хоть на долгий, хоть на короткий срок, — большинство из них будут смотреть в прошлое. И это правильно.

Но некоторые, возможно, заглянут в будущее. И это тоже правильно.

Я написал эти строки, сидя в фойе отеля «Хилтон» в Коко-Бич примерно через три часа после восхода этого света. Как и месяцем ранее, когда я ехал по Калифорнии на поезде, я чувствовал усталость. Но вместе с тем и радостное возбуждение.

Около двадцати лет назад, за обедом в Колорадо-Спрингс — том самом городе, откуда взлетел лунный корабль «Пионер», построенный Д. Д. Харриманом, — мой друг Джон Логсдон, ведущий историк американской космической политики, спросил меня, доводилось ли мне наблюдать за пуском ракеты. Я сказал, что не видел ни единого пуска. Он ответил, что если я хочу и дальше оставаться бесстрастным хроникером космической программы, то мне не стоит смотреть на пуски. Стоит увидеть один, сказал он, как меняешься навсегда, словно подхватив заразу.

Возможно, Джон несколько предвзят. Первым он увидел пуск «Аполлона-11» — не столь внезапный, но гораздо более величественный. Он говорит, что встретить утром человека, который после обеда уже будет на пути к Луне, незабываемо.

Не все пуски производят такой эффект. Но некоторое время я серьезно относился к его словам и противился желанию отклониться от маршрута, чтобы увидеть, как взлетает ракета. А потом на время перестал писать о космосе — и возможности больше не представлялось. Той ночью я увидел свой первый пуск: Falcon-9 поднял Dragon с мыса Канаверал на космическую станцию.

Как выяснилось, Джон был прав. Когда у тебя на глазах 550-тонная машина высотой больше 20-этажного дома взмывает в небо, начинаешь по-новому относиться к таким предприятиям. Но я не могу сказать, как именно, из-за того, что случилось дальше.

Прежде чем перейти к этому, мне следует сделать две оговорки. Во-первых, я процитировал написанные той ночью строки (позже они стали началом статьи для журнала The Economist) отчасти потому, что в них кое-что осталось неупомянутым. В небе было не одно лишь облако, иначе оно не могло бы быть залито лунным светом. Полная Луна стояла высоко у нас за спиной, пока мы с другими журналистами наблюдали за происходящим, и освещала не только облака, но и землю. Кажется, я даже подумывал упомянуть о ней в своей статье, но в итоге счел, что для создания желаемой атмосферы достаточно и упоминания о лунном свете. Сама Луна — ярчайшая, как в кино — осталась за кадром.

Во-вторых, за несколько дней до этого умер мой друг, Майкл Эллиотт.

Сразу после пуска ракета Falcon-9 уверенно устремилась в небо. Мы еще не слышали шума двигателей, но столб пламени полыхал в ночи, снизу подсвечивая серебристые в лунном свете облака красноватой медью. Ракета поднялась к ним и над ними, набрала скорость, отклонилась от вертикали и вытянулась. Она вырвалась из плотного воздуха — пора было лечь на восточный курс, чтобы набрать характеристическую скорость, необходимую Dragon для выхода на орбиту. Даже сквозь облака ослабевающее пламя — девять языков, сливавшихся в один, — все еще казалось острым, как лезвие.

Через 160 секунд пламя погасло, затем мигнуло еще раз и погасло насовсем. Первая ступень отсоединилась. Единственный двигатель второй ступени должен был набрать остаток нужной Dragon характеристической скорости. Первая ступень свое дело сделала. Когда пламя погасло, она пропала из виду. Но это был еще не конец.

Высоко над Атлантикой она повернула, как машина, входящая в поворот. Снова запустив три двигателя, теперь направленные в противоположную сторону от нас, она погасила набранную в восточном направлении скорость. Когда Земля оказалась под ней, первая ступень стала падать обратно на мыс. Через пару минут, когда ее двигатели снова запустились, чтобы защитить ее от уплотняющейся атмосферы с помощью теплового экрана из огня, скорость ее падения составляла 4500 км/ч. Титановые решетчатые стабилизаторы контролировали траекторию ее движения.

Падение замедлилось, но продолжилось. Его скорость по-прежнему значительно превышала скорость звука. Затем, на высоте около десяти километров, двигатели запустились в четвертый и последний раз. Облака осветились сверху, свет Луны померк. В возвращении не было величия взлета — пламя падало быстро и целенаправленно, как головка огромного поршня. Когда ступень достигла земли, в ее основании раскрылся плоский огненный цветок. Четыре опорных стойки размером с могучие дубы опустились на бетонную посадочную платформу, которая находилась гораздо ближе к нам, чем стартовая площадка. Секунду спустя двойной сверхзвуковой хлопок поставил идеальную точку в конце истории. Зрители возликовали и зааплодировали.

Я не могу сказать наверняка, что меня изменил именно запуск — кажется, посадка изменила меня сильнее. Она была совершенно целенаправленной: она не высвобождала, а использовала мощность двигателей — и использовала ее уверенно. Я вспомнил, как один мой знакомый, который затем возглавил программу запусков Управления перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США, рассказывал мне о том, как учился на плотника, и пытался описать баланс силы, опыта, точности и готовности предоставить инструменту возможность исполнить свое предназначение, позволявший мастеру одним великолепно рассчитанным ударом загнать в дерево гвоздь, передавая импульс молотка гвоздю, пронзающему дерево. Именно так выглядела посадка Falcon: верный инструмент, верный навык, верный результат. Концовка, но не полная остановка.