Кольцо златовласой ведьмы - Екатерина Лесина

Бутылка и бокал.

Один!

Конечно, ничего странного в том, чтобы пить в одиночестве, нет, у людей всякие привычки бывают, но… если они отмечали помолвку… даже если ничего не отмечали, но Елизавета к Антону пришла, разве не логично было бы налить вина и ей?

Или эгоизм Антона Сергеевича проявлялся и в подобных мелочах?

Серега должен знать наверняка… надо ему рассказать. Он поймет и…

Утро принесло знакомую головную боль, тошноту и острое ощущение некой потери. Вика вдруг осознала, что она осталась одна. Не на время, о чем, признаться, она мечтала, но – навсегда.

И как-то вдруг неважно стало, что именно с ней произойдет.

Тюрьма?

Суд?

Какая разница?

Вика заставила себя встать, умыться, переодеться. Она как-то равнодушно восприняла известие, что Сергея Антоновича нет и церемония состоится по расписанию и что ей не рекомендуется покидать особняк, а во избежание «недопонимания» ее будут охранять…

…На кладбище не было никого, кроме Вики, ее охраны и представителей агентства ритуальных услуг, которые и взяли на себя организацию похорон.

…Неспешный ритуал, странно завораживающий, отсекающий все эмоции. Тишина. Холмики свежей земли. Кресты. Таблички с именами и датами. Цветы и венки. Черные ленты. Уверения, что памятник будет изготовлен в самом скором времени, как только Вика сумеет оправиться в достаточной мере, чтобы обсудить детали.

Ее ведут к машине, поддерживая под руку.

Усаживают.

Везут.

Это не сон и не дрема, Вика прекрасно осознает себя и все, что происходит вокруг нее. Она просто не имеет сил сопротивляться.

Поминки. Стол, к которому выходит только Эльвира, да и та, кажется, не понимает, по какому поводу этот стол накрыт. Эля долго разглядывает мамину свадебную фотографию, где и она, и Гарик – такие счастливые, а потом наливает себе рюмку до краев и опрокидывает ее одним глотком.

– Земля пухом…

– Пухом, – отзывается Вика и тоже выпивает.

А потом еще и еще, потому что, если она перестанет пить, то просто разревется. Глупая девчонка! Появляется Стась, огромный, неповоротливый, в черной кожанке, в высоких ботинках, он не похож сам на себя.

– Эко вы, – говорит Стась и выпить отказывается. – Вам, красавицы, тоже хватит.

Мало. Сколько бы Вика ни выпила, все мало, ведь болит еще – в груди… и вообще, у нее жизнь, можно сказать, закончилась. Мамы – нет! И Вики не станет. Ее посадят или убьют.

Кольцо?

Отдала. И, значит, не осталось больше причин с нею возиться. Какое кольцо? А, да, вот это, которое у нее на руке. Но Вика не помнит, откуда оно. Вика знает, что кольца не должно быть на ее пальце…

Уснула она в слезах, проснулась в собственной постели оттого, что кто-то настойчиво пытается стянуть с нее платье.

– Отстань.

– Отстану, раздевайся, – сказал кто-то Серегиным голосом. – Алкоголичка несчастная!

Несчастная. Как есть, несчастная. И жалко себя – так, что слезы опять градом сыплются, но она собиралась сказать Сереге что-то важное…

– Вино…

– Никакого пьянства. – Он был мрачен и зол.

– Нет… не так. Вино. На балконе. Бокал – один. Эльвира шла. Зачем Эльвира, если – Лиза?

Мысли путались, в голове все было ясно и логично, но язык отказывался доносить эту логику до Сереги. Тот не слушал, стягивал с Вики платье, и колготы уже стянул, скомкал, швырнул в угол и рявкнул:

– Не лезь не в свое дело!

То есть получается, что дело уже не ее?

– Слышишь? – Он тряхнул ее так, что зубы клацнули. – Ты останешься здесь, ясно? В этой комнате. Ни шагу за ее пределы. Если ослушаешься, я за себя не отвечаю!

Ну вот, Вику опять заперли.

Почему? Потому, что Серега зол и считает ее виноватой. Ну, или подходящей на роль убийцы. А что, коварная отравительница с подходящей семейной историей. Зачем он вообще с Викой возится? Сдал бы ее, и все дела… улики небось заготовлены, те самые, «неопровержимые».

– Дура ты, – как-то очень ласково сказал Серега, накрывая ее пледом. – Блондинка.

Это точно…

Этого человека Паоло заприметил давно. Невысокий, не молодой, но не старый, одетый скромно, однако аккуратно, человек держался в отдалении и не спускал с Паоло внимательного взгляда. Человек появлялся в тех же местах, что и молодой граф, нарочито не скрывал своего к нему интереса, пусть и не делал попыток подойти к нему.

И Паоло решился.

– Добрый день. – Он решил обратиться к нему вежливо, поскольку не имел к этому человеку иных претензий, помимо его излишнего любопытства, о причине которого и надеялся узнать.

– Добрый, – ответил человек, кланяясь. – Я ведь не ошибусь, сказав, что имею честь беседовать с Паоло, графом Скуэро, сыном Арриго?

– Это я. Но дозволено ли мне будет узнать ваше имя? А также причину, которая вынудила вас преследовать меня?

Человек усмехнулся. Пожалуй, ему было лет тридцать – тридцать пять. Приятное лицо с выразительными темными глазами, высоким лбом, который из-за лысины казался еще выше, мягким подбородком и четко очерченными губами. Пожалуй, именно они, мягкие и пухлые, придавали его облику некоторую женственность. Паоло отметил также, что кожа незнакомца отличалась фарфоровой белизной и на ней не было оспенных пятен, которые уродовали лица многих людей.

Костюм незнакомца был сшит из тканей дорогих, однако лишен каких бы то ни было украшений. И скромность эта приятно выделяла хозяина костюма среди всех прочих людей, с которыми Паоло случалось встречаться. Пожалуй, единственной роскошной вещью можно было назвать крупный золотой перстень с белым камнем на его пальце.

– Это рог единорога, – сказал незнакомец и протянул Паоло руку, позволяя ему оценить красоту камня. – Редкость, хотя в местных лавках вам предложат десяток рогов сего дивного животного по исключительной цене. Не верьте обманщикам! Последний зверь вышел к святой Розалии и, преклонив пред ней колени, отдал ей рог, дабы уберечь сию чистую деву от отравления. Камень обладает удивительным свойством изменять цвет. Когда в питье или же еде присутствует ведьминское зелье, приворотное, отворотное или же несущее проклятие, камень становится красным. Если же он чует яд, то чернеет, как черна душа отравителя… и если случается руке, на которой есть этот перстень, коснуться руки того, чья душа запятнана изготовлением отравы, он обретает прозрачность…

Незнакомец снял перстень с пальца и вложил его в руку Паоло.

– Считайте, что это – долг, который я должен был вернуть вашему отцу. А что до моего любопытства, то… прошу простить, меня привлекло ваше исключительное сходство с покойным графом.