Что я натворила? - Аманда Проуз

Таня заперла дверь своей спальни, повернув тяжелый ключ в замке до щелчка — теперь она была в безопасности. Она прошла в ванную и осторожно сняла с полиэтиленового пакетика наклейку. Размотала тонкую полоску цветного целлофана и сняла обертку с прямоугольной коробки. Обвязывая свои джинсы вокруг лодыжек, Таня делала все почти на автомате. Оказавшись в каком-то другом мире, она могла еще ненадолго притвориться, что все в порядке.

Управившись, Таня тщательно вымыла руки, старательно отчистив ногти и потерев между пальцев. Она зарылась ладонями в плотное белое полотенце, а затем, как обычно в таких случаях, вдохнула свежий запах жидкого мыла на своей коже. И замерла, опьяненная цветочными тонами, наполнившими ее голову. Этот маленький ритуал Таня лелеяла; слишком много раз она в жизни оказывалась в таких обстоятельствах, что под рукой не было ни мыла, ни полотенца.

На стеклянной полке над раковиной лежала трубка, похожая на шпатель. Подумав о своих дальнейших действиях, Таня почувствовала легкую слабость. Ее пальцы дрожали, скользя по пластику. Но, честно говоря, она уже все знала наперед. Она знала, потому что большую часть последних шести недель голос в ее голове кричал об этом как никогда громко. Легкая тошнота, усталость, повышенная раздражительность — все это очень легко можно было объяснить. Возможно, перемена обстановки или непривычная еда Тома; да даже морской воздух. Все это звучало правдоподобно, разумно. Но в глубине души Таня знала — останься она в Лондоне или попади, скажем, в Тимбукту, симптомы были бы совершенно теми же.

Она точно помнила час, если не самую минуту, когда все произошло. Их близость не была ни красиво обставленной, ни романтичной, ни даже особенно осознанной. Она никогда такой не была. Таня пришла попрощаться, объяснить, что хочет уйти подальше от этой жизни, от искушения. Он хранил молчание и был удивительно понимающим. Тогда Таня осознала — либо ему пофиг, либо он уже себе кого-то нашел вместо нее. Как бы то ни было, теперь это было уже не важно.

Выпив по рюмочке, а может быть, по две, они перешли к тому, что было естественно и знакомо им обоим — за прежние времена, в последний раз. Пронизывающий взгляд его ярко-голубых глаз все так же зачаровывал и манил Таню. Она наслаждалась его уютными объятиями, ей нравилось чувствовать его кожу на своей. Этот загадочный темноволосый мужчина, который показал ей и что такое настоящее удовольствие, заставив танцевать среди звезд, и низвергнул в глубины отчаяния, не подарив и крохи той любви, которой она так просила, — ради него Таня прыгнула бы сквозь горящий обруч, отправилась на край земли, даже отсидела бы срок. Они были слеплены из одного теста: два человека, чей жизненный опыт и окружение были настолько похожи, что их связь представлялась чем-то большим, чем просто плотские отношения; их близость была глубокой, но разрушительной. Таня почти одинаково нуждалась в этом мужчине, который так сильно изменил ее жизнь, и в наркотике, которым снабжал ее он же. Единственное, что она знала наверняка, — так сильно, как этого человека, она не любила в своей жизни никого и никогда.

Вытерев раковину и спустив воду в унитазе, Таня вернулась в спальню. Она выглянула в окно и не в первый раз восхитилась — переплыв эту морскую гладь, можно было бы запросто добраться отсюда до Канады. Она хотела бы поехать туда. Но что она знает об этой стране? Там очень любят кленовый сироп; а еще там живут большие медведи и повсюду огромные горные хребты. Что-то подсказывало Тане, что еще там говорят по-французски. Кажется. Она рассмеялась. Представить только — доплыть до самой Канады и не знать французского.

Таня заправила постель. Натянула простыню и разгладила складки на пододеяльнике. Хорошенько взбила подушки и сложила, как были, а потом сверху накрыла мягким пледом — теперь все так, как она любит. Замечательно, должно быть, забираться в кровать, которая так прекрасно заправлена.

— Бонжур.

Таня рассмеялась, словно проверяя это иностранное слово на вкус, и подошла к зеркалу над камином.

— Бонжур, я Таня, господин конный полицейский. Могу ли я получить немного кленового сиропа, силь ву пле?

Услышав себя со стороны, девушка расхохоталась еще сильнее. Она смеялась, пока в глазах не появились слезы. Кто бы мог подумать? Она, Таня Уилсон, доплыв до Канады, и в самом деле имела все шансы поговорить немного по-французски с представителем конной полиции, если бы тот вздумал протянуть ей полотенце на пляже. Это было потрясающе. Таня выключила прикроватную лампу и открыла створку окна, чтобы проветрить комнату. Почистила зубы и вытерла лицо мягким белым полотенцем, а потом повесила его обратно на крючок. Опершись лбом о прохладное стекло, Таня долго смотрела на море, которое простиралось перед ней, — похожее на огромное, бесконечное черное одеяло. Проведя пальцем по узорчатым шторам, девушка нащупала на них крошечные пучки лаванды.

— Решила прогуляться? — осведомился Том, заметив Таню, когда та проходила мимо кухни.

Девушка кивнула.

— И правильно: погода замечательная. К тому же до ланча ты теперь явно не проголодаешься! Сколько ж ты блинов слопала? Завидный аппетит! — хихикнул Том и покачал головой в подлинном изумлении.

— Спасибо, что научил меня делать лазанью, Том. Она, наверное, не очень удалась, да? — улыбнулась Таня.

Том рассмеялся, удивившись, как они так ловко перескочили с одной темы на другую. Он восторженно произнес:

— Всегда пожалуйста. Между нами говоря: я немного волновался — но напрасно, лазанья была великолепной. Ты прирожденный повар!

Тропинка в скалах, ведущая из «Перспектив-Хаус» на пляж, была не самой прямой и местами весьма опасной — вихляла по крутому склону, словно гигантская змея, и ее силуэт, казалось, в своих извилинах не имел совершенно никакой логики. Очерчивали тропинку гнилые, наполовину провалившиеся сквозь скалистую породу ступени, рядом с которыми тут и там виднелись пучки жесткой травы, споткнувшись о которые можно было запросто вывихнуть лодыжку. Танины мягкие кроссовки с гладкой подошвой все время соскальзывали с раскачивающихся камней, и ей приходилось все время останавливаться, чтобы восстановить равновесие. Тогда она сняла кроссовки и взяла их в правую руку, словно боясь поцарапать еще больше. В ее голове крутилась картинка — что было бы, если бы она сорвалась и полетела с обрыва. Так типично для Таниной жизни — по плану у нее не шло ничего и никогда. Хотя записка в ее кармане пришлась бы кстати и в таком случае.

Когда тропинка перестала наконец изгибаться, а камни уступили место песку, Таня зашагала более уверенно. На пляже не было ни души. Последние несколько метров до линии прибоя девушка пробежала с улыбкой на лице — соленый бриз играл с ее челкой, она чувствовала дыхание моря на своей груди.

Таня сняла кардиган, бережно сложила его — подол к рукавам — и положила на песок. Затем освободилась от джинсов, которые аккуратно поместила поверх кардигана. Расстегнула лифчик, и лямки его скользнули вдоль ее худых рук. И, наконец, стянула с себя трусики. Ее одежда была аккуратно сложена — как в день большой стирки.