Огненный всадник - Михаил Голденков

— Это мелочь! — тоже усмехнулся Януш. — Это уже никого не интересует. Главное, девка при муже! Вот примерно то же самое, Самуль, ждет и твою Марию. Она же красавица! Кстати, она не беременна?

— Вроде нет, но я не знаю точно…

Михал молчал. Он неплохо знал Яна Собесского, и ему неприятно было слышать нелестные вещи о его сестре. Но кузену Янушу это было простительно.

От женщин плавно перешли к политике.

— Давайте же, панове, наши дела обсудим! — предложил Януш после очередного тоста за женщин. — В этом году ни Новый Быхов, ни Могилев штурмовать уже не будем. Начнем с нового года. Там и Павел Сапега подойдет, хитрый старый лис. Авось в новом году лучше все будет. Время пока играет на нас. Народ в Могилеве бухтит, казнь жидов людей напугала здорово, и они помаленьку тикают из города. К нам уже человек сто пришло в лагерь. Предавший нас однажды Поклонский готов предать вновь, но на этот раз уже москалей.

— Под суд его отдать бы! — возмущался Михал. — Не предавал бы в первый раз, не пришлось бы предавать второй! Чую, предаст и третий!

— Пускай пока нам послужит, а после победы будем судить, — усмехался гетман.

Разговор пошел о новой политической доктрине — выходе из Речи Посполитой и заключении унии со Швецией.

— Мне тут из Киева Хмель лист прислал, — говорил гетман, хитро улыбаясь, — тоже предлагает нам, Литве, союз вместе со Швецией против Московии и Польши вместе с семиградским королем Ракоши. Пишет, мол, не хочу царя, который почитает сам себя, как Бога, а люди его пуще Бога почитают. Да и духовенство Киева так и не признало унию с Московией. Матерь городов русских не желает подчиняться городу, ще даже Софийского собора нет.

— Осторожней надо с Хмелем, — буркнул Оскирко, — он уже втянул нас в две войны, втянет и в третью.

— И я не хочу воевать с Польшей! — возмущался Михал. — Это же наши братья! Мы никогда с ними не воевали! Нам бы Москву одолеть, а при чем тут Польша?

— Успокойся, — хмурился на кузена Януш, — с Польшей за Хмеля и Русь с поляками шведы повоюют и румыны с венграми.

— Румыны с венграми? — удивился Гонсевский.

— Так, панове. Мадьярский король Трансильвании Дердь Ракоши хочет отхватить себе кусок южной Польши. Нехай воюет. Мы же со Швецией двинем по агрессору и выбьем царя из нашей радимы.

— Ох, — покачал головой Мйхал, — как-то все запутано. Хмельницкий с Ракоши против Польши, мы со шведами против Московии и Польши. Польшу жалко! Что, прощай Ченсто-хово, Краков и Варшава?! Вместе жили всю жизнь, а тут!

— Вместе жили, а табачок врозь! — повысил голос гетман. — А такие, как ты, Михал, почему-то не о родине думают в горестные минуты, а о Короне, о Кракове да Варшаве. Ченстоховска Матка Боска никуда не денется. Если уж болгары с сербами до нее доезжают, то и ты доедешь в любой для тебя удобный день. Вот ты говоришь: «Ах, бедная Польша!» А кто скажет: «Ах, бедная Литва!» Да поляки сами виноваты, что с Хмельницким война случилась. Из-за них Хмель невольно на нас царя натравил, а теперь сам жалеет, предлагает союз! А поляки ничего не предлагают, не раскаиваются и нас не жалеют! Я еще воевал за них! Получается, мы за них воюй, а они за нас — х..! Пробачьте, Святой отец, — повернулся гетман к священнику.

— Надо усилить давление на короля, чтобы помощь нам дал, — делал отчаянные усилия Михал спасти своего крестного.

— Пусть лучше своей итальянке даст! — обнажил руку до локтя в грубом жесте гетман, явно намекая на отсутствие наследника в семье короля. — Пробачте, кали ласка, Святой отец, меня, грешного. Я человек военный, еще не раз ругнусь.

Кмитич тоже не хотел разрывать отношения с Польшей, тоже любил Ясну Гуру в Ченстохово под Краковом, где бывал дважды, любил и сам древний прекрасный Краков, любил польских дам, жеманных и красивых, но понимал, что гетман прав — страна в тупике и нужен выход. Но такой, чтобы не воевать с Польшей, чтобы союзник разделил с Литвой лишь войну с Московией. Союз со Швецией казался неплохим выходом. Других вариантов и не было. Ни Польша, ни Римская империя не предлагали помощи. Но будут ли шведы воевать за литвинов? Чего захотят взамен?

Гонсевский, как и Михал, также колебался. Он не мог представить, как жить без Польши.

— Наши отношения с Польшей после выхода из Речи Посполитой даже улучшатся! — объяснял гетман Гонсевскому. — Сейчас поляки лезут в наши дела, где их никто не просит, не помогают, когда их просят, свой язык нам навязывают, иезуитов засылают. А когда будем просто соседями, то уважать нас будут в десять раз больше. Вы все мне великий дзякуй скажете, паны полковники и не только! Ну, предлагаю выпить за новый союз, за победу!

Все подняли глиняные бокалы.

— Добрая наливка! — похвалил гетман, приглаживая усы.

— А что за фрукт этот новый король Швеции? — спросил Гонсевский, закусывая. — Хочется побольше узнать о нем. Чего он вдруг за нас заступаться будет?

И все покосились на Богуслава, зная, что Карл Густав его родственник по немецкой Пфальцской линии. К тому же Богуслав недавно побывал в Стокгольме. Богуслав улыбнулся, тряхнул своей павлиньей шевелюрой и, глядя на глиняный бокал в руке, начал вещать, словно лектор:

— Так, панове, тут notandum (необходимо отметить-лат.): новый король Швеции Карл Десятый Густав является сыном Иоганна Казимира Пфальц-Цвейбрюкенского и его супруги Катарины, то есть он не совсем из династии Ваза, как наш Ян Казимир. Хотя… его мать — Екатерина Ваза. Ему 32 года, он на два года младше меня, и мне он нравится во всем! Рос в Стегенборгском замке…

— Ну, это нам ни о чем не говорит! — прервал гетман Богуслава. Тот укоризненно покосился на кузена и продолжил:

— Когда ему было восемнадцать, он уже участвовал в битве под Лютценом, осаждал чешскую Прагу. Настоящий солдат, отлично владеет оружием. Весной 1649 года Карл Густав был провозглашен престолонаследником. А 6 июня этого, уходящего уже года королева Кристина отреклась от престола, и в тот же день Карл Густав был коронован. Женился он тут же на Едвиге Элеоноре Гольштейн-Готторпской, кстати, сестре губернатора Ливонии Магнуса Габриэля Де ла Гарды, очень нужного нам человека. Брак, думаю, заключен по политическим соображениям. А любил он, и я это знаю (тут Богуслав со вздохом вспомнил свою Анну сю), кузину, не так чтобы красавицу, двоюродную сестру Кристину, дочь погибшего короля Густава II Адольфа, у которого никогда не было сыновей. Поэтому Карл Густав и стал королем. Так что шведский король к этому времени является и опытным военным, и искусным дипломатом.

— Добре, — кивнул Кмитич, — а захочет ли король с нами в союз вступить? Чего ему не хватает и чего запросит от нас взамен?

— Эх, панове! — Богуслав осушил разом свой кубок, слегка скривил блестящие розовые губы, закусил «закуской Яну-ша Радзивилла» и потряс пышными кудрями. — Захочет! Не такая уж Швеция ultimis diebus[28]богатая страна, как при Густаве Адольфе! От носатой кузины Кристины — и что он в ней нашел в свое время? — Карлу достались пустая государственная казна, полный застой в экономике и недовольство всех сословий Швеции. Единственное богатство Швеции — это ее флот и армия. Солдат-швед стоит двух, а то и трех наших. И пятерых московитян, должен вам сказать.