Огненный всадник - Михаил Голденков

Тем временем в Могилеве новая власть ликвидировала Магдебургское право, дававшее разрешение на самоуправление в городе. Также запрещались замковые и феодальные юри-дики — территории, находящиеся вне власти местного управления и подчиняющиеся княжескому управлению. Все горожане подлежали магистратскому суду. Магистрат, однако, не мог судить духовных лиц, их дела рассматривал Могилевский епископ. Многие мужчины Могилева вздохнули с облегчением, узнав, что насильно брать на войну никого не будут — только в добровольном порядке. Московитяне подтвердили горожанам и право на две ярмарки в году, по три недели каждая. Торговые пошлины во время ярмарок было велено не взимать. Была установлена и свобода торговли литвин с московитами — пошлину обе стороны платили одинаковую. Но появились и неприятные для могилевчан нововведения: запрет на ввоз вина и табака под угрозой смертной казни. Пришел конец равноправию и мирному сосуществованию христианских конфессий: все должности теперь могли занимать только православные.

Впрочем, кое-кто в Могилеве был в выигрыше. По-царски наградили переметнувшуюся к царю шляхту: Поклонскому даровали семь деревень, один двор в Могилеве и местечко Чаусы, а войту Кгелде досталось девять деревень ушедшего к Радзивиллу пана Срединского и усадьба бежавшего из Могилева пана Круковского. Шляхтич Рудницкий получил пять деревень, мельницу, усадьбу в Могилеве. Радца Олфим Хомутовский стал обладателем трех деревень да дворика покинувшего город пана Заборского «со всем, что к ним належит». Войекова обязали всех иноверцев привести к присяге на верность Московскому государству, Поклонскому — следить за порядком и уговаривать Старый Быхов, Кричев и другие города сдаться добровольно. На него же возложили разведку «где Радивилл и что у него с войском».

В сентябре сдался Кричев. В первой половине октября открыли ворота в Дубровно. Однако уже началось контрнаступление и росло число партизанских отрядов.

Взбешенный поведением Могилева, Богуслав отвел свои силы к Слуцку, чтобы теперь основательно подготовить город к осаде. Горожане спешно ремонтировали городской вал, замковые стены и башни. Заготавливались порох, ядра, пули, а также продовольствие в расчете на пару лет. Для обороны города князь подготовил несколько полков Вильгельма Пе-терссона. К наемному шведскому полковнику примкнули горожане. Жители Слуцка славились тем, что были хорошо обучены военному делу.

— Яны найлепшаму жаўнеру зусім не саступают, — гордо заявлял Богуслав Петерссону и был полностью прав.

Еще в прошлом году Богуслав, побывав в Стокгольме, купил пятнадцать нарезных мушкетов.

— Мушкет с нарезным стволом изобрели немцы где-то полтора века назад, — объясняли Богуславу шведы, — в нем есть достоинства, но его недостатки так и не дали применить сию пищаль в армии.

— А что за недостатки и достоинства? — спрашивал Ра-дзивилл.

— Вращающаяся пуля из такого нарезного ствола летит вдвое дальше, чем из гладкоствольного оружия. Причем такой нарезной мушкет может прицельно бить аж на сто метров.

— И чем же он вам не подходит? — спрашивал Богуслав, поглаживая мушкет ладонью по инкрустированному прикладу.

— Увы, винтовые мушкеты непригодны для боя, так как загонять пулю и пыж в тугой нарезной ствол приходится молотком, стуча по шомполу. Очень тугой ствол. Таким образом, заряжается сей мушкет вдвое дольше, чем гладкоствольный. Ну, а в бою стрелять надо быстрее, а не точнее. В бою, где стена идет на стену, точность не нужна…

— Верно, — крутил в руках Богуслав экспериментальный образец мушкета, но думал он при этом совершенно иначе.

Шведы усовершенствовали нарезной мушкет, но все равно нашли его слишком медленным для использования в сражениях. Однако нестандартный мозг Богуслава заставил его взглянуть на эту «стрэльбу» с другой стороны.

— Ведь он точней бьет в два раза! — удивлялся Слуцкий князь, и в его голове азартного дуэлянта и охотника на куропаток тут же возникла идея создать в Слуцке небольшой егерь-ский отряд из самых метких стрелков. Они бы издалека отстреливали командиров, сигнальщиков и знаменосцев врага при нападении на город или расстреливали обслугу пушек. «Ведь все эти пушкари и сигнальщики не приближаются на расстояние точного мушкетного выстрела к стенам города. И вот тут «винтари» их могут запросто накрыть там, где они и не ждут опасности. А что такое армия без командиров и сигнальщиков? Тупое стадо!» — рассуждал Богуслав.

— Я покупаю все ваши нарезные мушкеты по самой высокой цене, — заявил Радзивилл шведам на немецком, но, чтобы произвести впечатление и сделать собеседников сговорчивее, добавил по-шведски:

— Mig dessa musköter intresserade (Меня эти мушкеты заинтересовали — гивед.).

Шведы удивленно смотрели и уступали ему пятнадцать из семнадцати мушкетов, оставив два мушкета себе для коллекции.

Уже в Слуцке Богуслав организовал группу из пяти лучших стрелков-егерей, которые в случае нападения казаков или московитов должны были беспрестанно вести огонь со стены по офицерам и знаменосцам противника. Каждому бойцу поручалось три мушкета. Молодые парубки, стоя за зубцами, должны были заряжать мушкеты, позволяя стрелкам вести пальбу почти беспрерывно. Затем князь решил посадить таких же стрелков в Жодино, своей новой крепости, и в Старом Быхове. Богуслав и сам пока не догадывался, какой неожиданный «сюрприз» он готовит своим врагам.

Надежную крепость представлял из себя и Старый Быхов. Тяжело пришлось московитским союзникам под стенами этой фортеции. Крепость этого города была неприступной твердыней, которую обороняли, правда, всего 500 человек — пятьдесет шляхтичей, столько же наемных венгерских солдат и около четырех сотен конных желдаков. Впрочем, им активно помогало и старобыховское мирное население: около тысячи еврейских торговцев и восемьсот мещан. Евреи понимали, что казаки в случае взятия фортеции уж точно их не пожалеют, и активно бились плечом к плечу со шляхтой и желдаками. В расположении защитников было четыре больших и двадцать шесть полковых пушек. Порох защитники изготовляли сами. Быховцы, естественно, отказали на требование атамана Золотаренко сдаться, как и проигнорировали царские грамоты, в которых обещалось сохранить свободу гражданам городка при капитуляции Старого Быхова и предать всех мечу в случае сопротивления.

— Пакуль будзе хлеба, датуль и будзем сядзеть, — отвечали горожане, — а чаркасов государевых мы ня хочам!

И первый приступ на город был успешно отбит.

Хуже дела обстояли под Борисовом, куда пошел воевода Юрий Баратынский с полком солдат и драгун. Под стенами Борисова они разбили корпус Поклонскош, но сам город сколько ни штурмовали, так и не смогли взять. Баратынский запросил подмоги, и царь выслал ему на помощь воеводу Богдана Хитрова и пять с половиной тысяч человек. С их помощью Баратынский вновь пошел на штурм, понес большие потери, но город взял, предав непокорный Борисов огню и разрушению. Борисовский гарнизон отступил за Березину, сжигая за собой мост. Однако московиты быстро восстановили его. Дорога на Менск была теперь открыта для завоевателей, а в самом городе не было практически никого, кто бы мог оказать достойное сопротивление.