Герой жестокого романа - Мария Жукова-Гладкова

Или Алла Аркадьевна что-то напутала?

Но как бы мне убедить отца снова сдать кровь? Не пошлет ли он меня подальше? Тем более мама могла бросить ему в лицо…

Что? Что я – дочь Багаева? Могла со злости, чтобы, например, позлить отца. Отомстить ему за все его измены. Или она все-таки назвала ему вполне конкретное имя?

Или мама каким-то образом все-таки встречалась с Багаевым? В смысле в тюрьме, на зоне? Могла она поехать к нему на свидание? Выплакать встречу? Подкупить кого-то? И Багаев не знает, что я – его дочь. Мама сказала отцу, но не сказала Багаеву. О господи!

Елена Ивановна накормила меня, я поведала ей про смерть Иры (все равно узнает, а было бы странно, если бы я умолчала), она, в свою очередь, расспросила меня про Ису, которого никогда раньше на этой даче не видела.

Где-то в половине двенадцатого мы услышали шум отъезжающих машин. Двух. Мы с Еленой Ивановной припали к стеклу, но в темноте ничего разобрать не смогли.

Через несколько минут в кухне появился Багаев.

– Ксения, пойдем ко мне в кабинет.

Я послушно встала и последовала за хозяином дома.

В кабинете Багаев налил себе и мне коньяку, сел напротив меня и долго на меня смотрел.

– Ты совсем не похожа на свою маму, – наконец сказал он.

– Но почему? – воскликнула я. – Все наоборот говорят, что я – ее копия.

Но Багаев имел в виду не внешность. Мама никогда не полезла бы в гущу событий. Она была покорной и абсолютно безынициативной. Если ей говорили: нельзя, она воспринимала это буквально. Точно так же и «не лезь», «не суй свой нос в мужские игры», «не высовывайся». Во мне же очень силен дух противоречия. Любопытство. Желание добиться цели, которую я перед собой поставила. Если мне сказать «нельзя», это как раз послужит сигналом к действию. Я хотела сказать, что такой я стала лишь в последнее время, но сдержалась. Если бы жизнь так круто не изменилась, я, не исключено, тоже всегда была бы такой, как мама. Но она изменилась… И мне пришлось стать сильной, чтобы выжить. А может, я всегда была сильной, просто не знала этого? Просто раньше мне не представлялось возможности себя показать.

– Ты прости, Ксения, но я изучил содержимое твоей сумочки, – заявил Петр Петрович.

Багаев встал и извлек из-за тумбы стоявшую на полу сумку, которую я бросила при входе в дом.

– Ой, простите! – закрыла я рукой рот, вспомнив о лежащей там фотографии Иры и почти обнаженного Багаева.

– Твоя мама никогда не стала бы делать ничего подобного. И я не имею в виду брать фотографию без спроса. Затевать расследование, как ты. И, кстати, успешно его провела. Должен признать. А кислота в пузырьке для духов? Это серная? А отмычка? Кем ты стала, Ксения? – Багаев вскинул на меня глаза (так он глядел в рюмку) и прямо спросил: – Какие у тебя есть вопросы?

– Я – ваша дочь? – тут же спросила я.

– К сожалению, нет. Я очень хотел бы, чтобы ты была ею. Так похожая на свою маму – и такая, как есть. Нет, Ксения, ты не моя дочь.

Я ждала продолжения. Скажет мне сам или нет? Что ему поведала в ту злополучную ночь моя мама?

Багаев понял, что я хочу спросить.

Но, как он уже мне говорил, тогда мама взяла с него лишь обещание, что он никогда не сделает мне ничего плохого.

– Я считаю своим долгом позаботиться о тебе, Ксения. И сделаю все, что в моих силах. Ты можешь обращаться ко мне по любому поводу.

– Глеб – ваш сын?

На лице Багаева изобразилось полнейшее удивление.

– Ты и это успела выяснить? Он же не говорил тебе! И фотографий его тут нет! – Он кивнул на секретер.

Я таинственно улыбнулась.

– Мой, – кивнул Багаев. – Он – хороший парень, Ксения. Я говорю это не только потому, что это мой сын. Да, я признаю, что хотел бы видеть тебя и его вместе… Ты подумай, а? Съезди к нему в больницу. Познакомься поближе. Попробуй. Ради… светлой памяти твоей мамы. Хотя бы ради того, что было между нею и мной.

Я кивнула.

Но масса вопросов остались еще нерешенными.

Во-первых, меня все-таки интересовало, кто же на самом деле мой отец. Багаев считал, что это все-таки скорее всего Владислав Николаевич. Я должна встретиться с ним и прямо задать ему этот вопрос. Что сказала ему мама? Может, неправду в приливе ненависти? Раз я родилась в законном браке, через полтора года после свадьбы, то, скорее всего, от законного мужа моей мамы.

– Твоя мама была порядочной женщиной. Я не представляю, чтобы она одновременно спала с двумя мужчинами. Она приняла предложение Колобова только после того, как я сел в тюрьму. Надолго сел. Ее родители, твои бабушка с дедушкой, конечно, надавили. А Владислав Николаевич всегда был глубоко положительным товарищем – на поверхности. – Багаев скривился.

Я молча кивнула. Значит, предстоит пренеприятнейший разговор с отцом, но я именно так думала о нем до сих пор. Когда он отойдет? И будет ли в состоянии со мной разговаривать? Но я подожду. Если столько лет ничего не знала, потерплю еще немного. Если, конечно, он сможет сказать мне что-то конкретное.

А Багаев продолжал говорить со мной о событиях последнего времени и заодно промывать мне мозги.

– Сашку, скорее всего, больше не увидишь, – сообщил Петр Петрович.

– Это после того, как он выяснил, что мы с вами – не родственники? – ухмыльнулась я.

– Все-то ты знаешь, – покачал головой Багаев. – Да, Сашенька – подарок еще тот. Ты бы, кстати, его арсенальчик из своей квартиры выбросила. Так, на всякий случай.

Я кивнула, сообщив, что отдала ключи «воскресшему» дяде Лене. Про Леонида Тарасовича Багаеву сегодня рассказал Иса. Меня, конечно, интересовало, что будет дальше с ночными клубами.

– Не забивай себе голову, Ксения, – резко ответил Багаев, потом немного смягчил тон. – Ты будешь работать на пару со своим дядей Леней. Учиться под его руководством. «Сфинкс» будет готов недели через две. Вот и начнешь. Готовься и настраивайся. Пока отдыхай. Эту тему закрыли.

Я поняла, что лучше мне больше не лезть в вопросы распределения власти и собственности, разберутся без моего участия, я просто буду работать и осваивать этот вид бизнеса. Чего я и хотела.

Но меня интересовал еще один вопрос.

И я спросила Багаева про Иру.

Он долго вертел в руках ее фотографию, потом уточнил, что мне известно. Я честно рассказала, не беспокоясь сейчас о том, что я ее предаю. Сказала и о том, что узнала от дяди Лени о появлении Иры в «Сфинксе».

Багаев налил нам еще коньяка, опять долго смотрел в рюмку.

– Вы знаете, кто ее убил? – тихо спросила я.

– Зачем тебе это?

– Но почему? За что?

– Она слишком много знала, Ксения, – вздохнул Багаев. – И лучше бы, если бы ты знала поменьше.