Музыкант и модель - Полина Поплавская

Люсия водила свой «фиат» осторожно. Она больше наслаждалась видами города, чем быстрой ездой. Все, кто мог наблюдать нежно-голубую машину и в ней – очаровательную длинноволосую блондинку в таком же нежно-голубом костюме с воротничком, открывающим длинную шею и изящные основания плеч, поворачивали головы ей вслед. А если кому-то доводилось подсмотреть, как она выходит из машины, одергивая короткую юбку на бесконечно длинных, точеных ногах, то он вмиг забывал, куда и зачем торопится.

Остановившись на красный, она повернула глаза к зеркалу и рассмотрела-таки, кто вот уже десять минут преследует ее на красном «рено-турбо», пытаясь стать рядом. Конечно же, какие-то оболтусы… Впрочем, не такие уж и юные. Тот, что за рулем, даже симпатичный. Улыбаются, заметили, что она видит их в зеркале. Люсия резко тронулась с места и ушла на другую полосу. Посмотрела в зеркало: не отстают. Все смеются, а у водителя вид восхищенно-удивленный. Смотрит на нее, как на восьмое чудо света. Девушка лихо обогнала миниавтобус – спряталась, а потом еще покружила по узким проулкам, запутывая следы. Обернулась – никого, выехала на оживленную улицу – красный «рено» поджидал ее на стоянке, видимо, наперед просчитав все ее ходы. Вот черт! Она так плохо знает район, в который ее занесло стараниями этих идиотов! Люсия разогналась, а потом резко нажала педаль тормоза, вильнув к тротуару. Маневр был рискованным, но удался: «рено» не успел отреагировать и промчался мимо. Она быстро развернулась и поехала обратно… Теперь сзади никого нет. Люсия повернула к заправочной станции, стала в очередь, задумалась… Все-таки разговор с Пилар очень взволновал ее. По щеке поползла непрошеная слезинка и остановилась на полпути, испугавшись настойчивых сигналов клаксона сзади. Очередь подошла…

* * *

Девушка с цыганским лицом просунула под стеклом белое, шероховатое письмо. Английские штампы. Люсия сбежала по ступенькам почтового отделения, села в машину и разорвала конверт.

«Привет, Люсия! Не отвечал долго, копил впечатления. Теперь есть чем марать листы: вчера у меня был сольный концерт. Мне подарили четыре букета, стоят дома на рояле целым лесом. Мама гордится и почти смирилась с моей поездкой в Испанию. Правда, произойдет она не раньше, чем через полгода.

Один рубеж взят, пора выдумывать новые. На концерте я сыграл и пару джазовых вещей. Маэстро понравилось, он говорит, что мне нужно больше импровизировать. Пока что страшновато. Я полагаю, свобода будет следующим этапом развития.

Ты просила рассказать новости. Анджела ждет ребенка от Стива, я почти уговорил его жениться. Энн блистает! У нее огромное количество поклонников, но она смотрит на всех свысока, сознавая величие своей звезды. Дэвид и Лиз долго отсутствовали, ездили куда-то на южные моря, потом в Штаты. Сейчас не устраивают никаких приемов, в свете не появляются. Учеников Маковски больше не берет. Мы – последние счастливчики, и то ждем по три недели, пока он соизволит назначить занятие. Говорит, что учительство его утомляет.

Я увлекся графикой, можешь себе это представить? Кажется, рисуешь один горшок, а столько узнаешь при этом о мире, о себе, о горшке в конце концов. Ничем не хуже, чем уходить в мир звуков. Более осязаемо, более вещественно, но тоже иное измерение, иная, по сравнению с повседневной, жизнь. Еще (может быть, тебе будет интересно) прочитал и поразился: была такая теория, что звуки, музыкальные их последовательности, хаотичны, что в любой последовательности есть музыка. Эти теоретики брали нотный лист и зубную щетку, окунали щетку в краску и проводили пальцем по щетине. Капли разлетались по бумаге, после чего они играли то, что прилетело со щетки: на какую линейку упала капля – такая и нота, насколько жирная точка – такова и длительность. Правда, жаль, что их теорию осмеяли?

Буду рад, если ответишь. Хочется видеть твой почерк и угадывать по нему твое настроение. Пол.

P. S. Может быть, ты читала в своих умных психологических книгах, как происходит переход от исполнительства к творчеству. Я хочу писать музыку сам, хочу импровизировать, но мне все время кажется, что я делаю это как-то не так. Что говорят по этому поводу? Очень интересно».

Люсия с улыбкой сунула письмо в сумку и направила машину в сторону дома. Ей казалось, что ее «фиат», как конь, сам знает обратную дорогу и несется безо всяких усилий с ее стороны.

Наспех перекусив и переодевшись, она села писать ответ. Перечитала скупые строчки, касающиеся Дэвида. Как бы получше сформулировать вопрос? Заварила чай, выпила полстакана. Родилось куцее: «Чем нынче увлекается Маковски?» Какая глупость! Статуэтки коллекционирует. Зачеркнула, допила чай. «Неужели Дэвид совсем ни с кем не общается, кроме жены и учеников?» Как же, с настройщиком роялей – наверняка. Зачеркнула, схватилась за голову. Как спросить? Посоветоваться, что ли, с Кармелой? Она ответит: «Спроси прямо!» Знала бы она Пола. Разве можно называть все своими именами, помня его удивленные глаза! «Расскажи мне подробнее о Дэвиде. Чем он увлечен, с кем проводит время, дает ли концерты, есть ли у него фавориты, не стала ли менее печальной Лиз?» Вот так сойдет. Пол сжалится над ней и выдаст все секреты непременно. Теперь – все остальное, что уже совершенно не важно:

«Большую часть времени провожу в университете и в библиотеке. Поэтому люблю дожди. Они у нас идут не часто, зато очень шумные и яростные. В дождь приятно учиться. Недавно сидела в университетской библиотеке, и вдруг – как ворвется во все окна ужасный ветер! Занавески – к потолку! Красота! В этом столько жизни! Ты сидишь, листаешь пожелтевшие листочки, а он буянит за окном, все вспенивая и встряхивая. Как будто и тебя, засидевшуюся, встряхивает.

Что касается творчества, то проще не бывает: чувствуешь потребность – твори. Здесь не нужно быть психологом, здесь и так все понятно. Когда накапливается определенное количество жизненных впечатлений, нужно их выплеснуть, не дать им тебя задушить, нужно, наконец, расчистить место для новых впечатлений. Творец должен быть жадным к жизни во всех ее проявлениях, должен быть переполнен образами, путь для выхода которых – открыт. Тебе нужно понять, что перед тобой – непаханое поле. Как много сделано до тебя, так же много и не сделано. Не оглядывайся на то, что делали другие, делай по-своему. Люди хотят от тебя не только совершенства формы, но и нового смысла. Нужно забыться и реализовать в звуке всего себя. Я это так представляю, хотя сама, к сожалению, не творю никаких чудес. А творчество – чудо, из хаоса рожденная гармония. Такое же чудо – рождение человека. Все из такого же хаоса. Кстати сказать, у моей подруги растет сын. Чудо-ребенок! Желаю того же Стиву.

Еще я работаю теперь психологом. Почти бесплатно, но мне нравится. Надоело служить вешалкой, да и некогда. А здесь – телефон доверия. Все смеются, но ты, я знаю, не будешь. Раз в неделю я сижу на телефоне в маленьком офисе, и мне звонят те, кому очень плохо. Недавно одна девушка чуть было из окна не выбросилась. Постояла на крыше, а потом спустилась в квартиру – решила позвонить по телефону доверия. Я с ней мучилась полтора часа, но отговорила. Так приятно! Хотя, может быть, она бы такое вдохновение почувствовала на отрезке «крыша-асфальт», что и за всю жизнь не посчастливится узнать. Написал же Берлиоз «Фантастическую симфонию», приняв опиум. Не подумай, что это совет!!!