Андрей Белый. Между мифом и судьбой - Моника Львовна Спивак

прибирает всех к рукам и очень трудно с ним бороться, но ведь бороться придется все равно, будь то в «коллегии», на улице или в кабинете. «Записки мечтателей» допускают на своих страницах все, что от «мечтателей» — вот физиономия (полагается, что «мечтатель» художник). Только тогда существование «Записок мечт<ателей>» и будет оправдано, когда художники займутся своим делом.

Прочел это письмо и убедился, что оно, пожалуй, ничего не разъясняет и вовсе не определяет того, что хотелось сказать. А будь я художник, употребил бы, наверное, меньше слов и больше сказал бы.

Мне хотелось бы, чтобы результатом этого письма был Ваш, какой угодно, ответ, который послужил бы материалом для «Записок мечтателей».

Искренне преданный и любящий Вас С. Алянский.

Общий смысл письма несколько иной, нежели изъятый из контекста смысл приведенного в книге С. В. Белова отрывка. В феврале 1919 года излагать программу журнала было поздно: эту подготовительную стадию, как было показано ранее, Алянский и Белый давно миновали, перейдя уже к обсуждению структуры и содержания следующих выпусков «Записок мечтателей». Однако отношение Алянского к тому, что Белый будет «доминировать в журнале», оказалось двойственным. С одной стороны, Алянский испытывал к Белому чувство искренней признательности, обостренное пассивностью Блока и других писателей, но, с другой стороны, столь же искренне опасался его экспансии и не хотел превращения журнала в «Записки мечтателя А. Белого» или «Дневник писателя А. Белого». Блок, по замыслу издателя, должен был присутствие Белого в журнале несколько уравновесить. Однако не только этим, как кажется, объясняется предпринятая Алянским отчаянная попытка достучаться до Блока, заставить его услышать то, о чем, как видно из первой фразы письма («Невозможность лично договориться заставляет меня писать Вам…»), поэт ранее не желал говорить с издателем.

Возможно, о предпринятых Алянским попытках вразумить Блока могут свидетельствовать записные книжки поэта. Например, запись за 29 января 1919 года: «К ночи — телефоны от Соловьева и Алянского с призывами к деятельности»[674]. Или — за 30 января: «Звонил Алянский о том же. Ничего, кажется, не выйдет. Все дела сходят на нет»[675]. Или — за 13 февраля: «К ночи — бесконечный и мучительный для меня телефон с Алянским»[676].

Видимо, телефонные разговоры не привели к желаемому результату, и потому Алянский изложил свою позицию на бумаге. Он нарисовал перед Блоком дилемму: или быть «творцом», занимающимся «своим делом», или же, предав свой талант, тратить время на бесконечные и бесполезные заседания в «учреждениях», «коллегиях» и «комиссиях». Естественно, Алянский пытался склонить Блока выбрать «творчество», хотя и понимал, сколь важны были в это время для писателей «учреждения», «коллегии» и «комиссии» как с точки зрения материальной (гонорары, которые платил «Алконост», не могли решить всех насущных проблем), так и с точки зрения политической (демонстрация лояльности к советской власти).

Та же проблема, которая мешала писать Блоку, стояла, как отмечалось ранее, в это время перед всеми и особенно остро переживалась Белым. И хотя от службы в «учреждениях» Белый, как известно, не смог отказаться (прежде всего из‐за нужды в деньгах[677]), но внутренний выбор сделал однозначно в пользу «творчества». В февральских письмах к Алянскому рассуждения на эту тему занимают едва ли не центральное место:

<…> не такие теперь времена, чтобы последние силы отдавать на обществ<енную> деятельность. Надо сосредоточиться; и — работать внутренно[678];

Все культурные строительства — «суета сует» на фоне нынешнего времени; литература — наиболее реальное, нужное дело; 1 книга стоит 100 заседаний. Все более укрепляюсь в этой мысли[679];

<…> «каждая книга» сейчас есть большее дело, чем даже учреждение «Университета»; все эти «Университеты» — пустыни, унылые пустыни; книга же бьет в года… Книга и есть «Университет» современности[680].

Примечательно, что со всей определенностью эта проблема, особенно актуальная для издателя, ищущего авторов, готовых писать в журнал, была поднята Белым в письме Алянскому от 17 февраля 1919 года: «<…> нужна литература художественная; именно теперь, сейчас. А „культурные“ строительства — фикции: сон, никому не нужный»[681].

Письмо Белого дошло быстро, и уже 19 февраля Белому был отправлен ответ. Алянский написал Блоку тоже 19 февраля, скорее всего после того, как прочитал слова Белого о том, что «„культурные“ строительства — фикции». Но не исключено, что именно благодаря Белому он отважился столь резко высказать Блоку не слишком приятную правду о его жизни. Ведь Алянский убеждал Блока именно в том, в чем только что так вдохновенно исповедовался ему Белый: в необходимости пренебречь «фикциями» (в терминологии Алянского — «учреждениями», «коллегиями» и «комиссиями») ради настоящего дела, то есть ради участия в журнале. Фактически Алянский повторил в письме Блоку ту же аргументацию, что прочитал в полученном только что письме Белого. Возможно, слова Алянского в предпоследнем абзаце («будь я художник, употребил бы, наверное, меньше слов и больше сказал бы») указывают на Белого как на вдохновителя его письма Блоку.

Цель своего послания Алянский сформулировал в последних строках, подчеркнув, что рассчитывает на «какой угодно ответ, который послужил бы материалом для „Записок мечтателей“». Напомним, что к этому времени Блок уже предоставил Алянскому возможность выбрать для журнала свои ранние стихи. Но издатель, очевидно, хотел получить от Блока не только стихи, но и (как, впрочем, от Иванова и Белого) статью, очерк или эссе с размышлениями на актуальную тему — что отвечало бы идее журнала-дневника.

Неизвестно, как отнесся Блок к письму Алянского и что ему ответил. Но, возможно, не без влияния Алянского Блок предпринял 28 февраля 1919 года попытку уйти с поста председателя репертуарной секции[682]. 1 марта 1919 года он радостно записал: «Блины у Алянского. Хороший вечер <…>. — Моя отставка принята! Председатель Репертуарной секции — Соловьев!»[683]

Белый мог узнать об этом непосредственно от Алянского, приезжавшего в начале марта в Москву. Об их контактах свидетельствуют подпись Белого под поздравлением «Алконосту» (см. ранее) в юбилейном альбоме Алянского: «Андрей Белый. Москва. 8 марта 1919 года», а также запись в «Ракурсе к дневнику» («Появление Алянского») (РД. С. 450).

Отставку Блока Белый горячо приветствовал в письме от 12 марта 1919 года: «Радуюсь за Тебя, что Ты оставил председательствование в Театр<альном> Отд<еле>. Как бы мне хотелось отвлечь от него совершенно „оказенившегося“ там Вячеслава, на которого грустно смотреть» (Белый — Блок. С. 520).

Белый был с Алянским полностью солидарен в стремлении вернуть Блока к творчеству вообще и к работе для «Записок мечтателей» в частности. Не исключено, что этот вопрос