Под опасным солнцем - Мишель Бюсси

«Хатутаа».

Бунгало Пьер-Ива Франсуа.

Мы проехали через Атуону. С виду все было спокойно. У лавки Гогена припарковалось с десяток совершенно одинаковых пикапов, в это время самый наплыв покупателей — перед тем как все закроется на обед. Несколько женщин торговали с раскладных столиков бусами из четочника. Потерявшиеся туристы ждали, чтобы их забрал хозяин пансиона, — прямо как школьники на автобусной остановке. Таитянские школьники, потому что здесь, на Хива-Оа, знаете ли, в школу ходят пешком.

Лошади, уставшие от безделья, лениво щипали траву и смотрели, как маленькая деревня ненадолго оживляется перед сонным обеденным часом.

Моя деревня на краю света — большая кошка, дремлющая на солнцепеке. Внезапно она просыпается на несколько минут, и маркизская мышка в ловушке.

Я ехала на заднем сиденье внедорожника, с По и Моаной. Танаэ с пассажирского места обернулась ко мне, и я зажала телефон между ног. Я успела отправить сообщение Клем и Янну, успокоить их.

Танаэ, привыкшая стремительно раздавать приказания и нанизывать свои истории одну за другой, будто кусочки свинины на вертел, говорила до странности медленно.

— Я год провела во Франции, — рассказывала она, — училась гостиничному делу в школе Ватель и «Холидэй Инн» на Монпарнасе. Мне было двадцать восемь лет. С Метани Куаки я познакомилась на вечеринке, устроенной ассоциацией парижских маркизцев. Нас было не больше десяти…

Чарли молча вел машину. За памятником-обоим-погибшим он свернул к тату-салону.

— Метани зарабатывал татуировками, — продолжала Танаэ. — Нелегально. Этого хватало, чтобы снимать на Монпарнасе маленькую комнатку для прислуги. Туда я к нему и приходила. Я готовила для него маркизские блюда. У него был отличный аппетит. И в… во всех отношениях. Нам хорошо было вместе. Так мы меньше тосковали по островам.

Я заметила, что Танаэ покраснела и старалась не встречаться взглядом с девочками. Мы приближались к тату-салону. Я почувствовала, как бешено заколотилось сердце. Неужели Куаки здесь?

— Я не любила его, — прибавила Танаэ. — Думаю, и он меня тоже. Мы просто держались вместе.

Внедорожник проехал мимо вывески татуировщика и набрал скорость на прямом участке дороги.

— У него был талант к этому делу. Это была его мана. Он рассказывал, что унаследовал ее от своих предков. Я просто так, от нечего делать, попросила его наколоть мне перевернутого Энату. Мое имя по-маркизски! Я тогда не знала, что означает этот символ. Врага. Сам-то Метани точно все понимал.

Пикап замедлил ход, уже виднелся конец дороги, оставалось несколько сотен метров до того места, где она превращалась в узкую каменистую земляную тропинку, круто поднимавшуюся через лес.

— Я начала догадываться, — говорила Танаэ, — что у Метани неладно с головой. На самом деле его мана была — безумие. Наверное, его предок был не только татуировщиком, но и палачом, что-то в этом роде. Короче говоря, я почувствовала, что в опасности, и сбежала. Мне оставалось доучиться в Париже всего несколько недель, и я пряталась у подружки из школы, пока не улетела обратно на Хива-Оа. Шесть лет я о нем ничего не знала и, по правде сказать, даже напрочь его забыла. На Хива-Оа я встретила Туматаи. Полная противоположность Метани! Добрый, спокойный. Мы поженились, на его деньги за работу на Муруроа купили «Опасное солнце». Думали, у нас вся жизнь впереди.

Чарли остановил машину. Все вышли. Само собой, я уже понимала, куда мы направлялись — на старое кладбище Тейвитете. Фарейн сообразила раньше. Мы впятером поднимались по тропинке среди огненных деревьев. По с Моаной от нас оторвались — они, конечно, все это много раз слышали, — Чарли, опираясь на палку, плелся последним. Танаэ оказалась между двумя спринтершами и отстающим, я подстроилась под ее шаг, мы шли рядом, и она продолжала рассказывать:

— Туматаи умер от рака легкого меньше чем через месяц после того, как прибил у ворот табличку «Под опасным солнцем». По было три года, Моане — четыре. И вот тогда снова появился Метани. Он перемещался между полинезийскими островами, а меня нашел через пансион, мы перед открытием давали небольшую рекламу. Предложил мне помогать — как же я справлюсь, одинокая женщина с двумя детишками?

Танаэ остановилась и посмотрела мне прямо в глаза. Никогда я не видела в ее взгляде такой решимости.

— Одинокая женщина! — повторила она. — Надо же до такого додуматься. Я рассмеялась ему в лицо. У меня было пятеро родных братьев и три сестры и пятнадцать двоюродных, все на Хива-Оа, и среди них — Пито, который мог заняться садом, Ани, Ноа и Помаре, которые могли мне помочь с водопроводом, электричеством, строительными работами. Метани убрался, и мне казалось, что он понял.

Мы снова поднимались в гору. Солнце припекало, стоило только выйти из тени огненных деревьев. Чарли тащился в десяти метрах позади нас, По с Моаной шли в десяти метрах впереди и успевали даже срывать на откосах гардении и алламанды.

— Метани пришел снова. Много раз приходил. Рано утром. Поздно вечером. Когда я была одна. Мы могли бы хотя бы помогать друг другу, предлагал он мне, ты мне присылаешь клиента, я ему делаю скидку, все иностранцы приезжают сюда ради татуировок, одна бумажка тебе, другая — мне. Чтобы от него отвязаться, я отправила к нему клиентку, австралийку, очень хорошенькую, у нее было свадебное путешествие, муж два метра ростом, играл в регби. Я и не знаю толком, что там произошло, но спортсмен разнес лачугу, в которой Метани устроил свой салон, и мои австралийцы назавтра же улетели, хотя бронировали бунгало на пять дней.

Лес расступился. Мы вышли на поляну, к старому кладбищу. Маленькие розовые тики, стоявшие среди надгробий из красного туфа, при виде нас скривились, как будто им надоело, что их слишком часто беспокоят.

— Когда Метани в очередной раз явился объясняться, в шесть утра, я ему не открыла. И сделала то, что надо было сделать давным-давно, вбила его имя в строку поиска. Там были десятки ссылок. Я глазам своим не верила. Здесь, на Маркизах, мы за французскими новостями не следим. Десятки статей, и во всех рассказывались одни и те же ужасы про татуировщика-насильника из пятнадцатого округа. Я видела фотографии двух изнасилованных и задушенных девчонок. Никаких доказательств, виновного нет, но почти во всех статьях упоминалось о том, что Метани Куаки отсидел четыре года за нападение с целью изнасилования на другую жертву.

Танаэ внезапно остановилась, схватила меня за руку:

— Я сразу поняла, что это правда! Я знала, что это он убил тех двух девочек. И знала, что он не перестанет убивать. Я читала отчеты психиатров и не могла поверить, в них говорилось о любовном разочаровании, о мести, все дело в том, что его бросила подружка, которую он отказывался назвать… Я! Речь шла обо мне. А Метани каждое утро и каждый вечер стучался в мою дверь. Иди сюда.

Чарли наконец нас догнал. По с Моаной отошли в сторону, чтобы дополнить свой бело-золотой букет нефритовыми лианами и сиреневыми орхидеями. Мы пробирались среди крестов и развороченных могил, перешагивали через круглые камни, густо обросшие мхом, если только это не были черепа предков, выкатившиеся из забытого мавзолея. Справа от нас лежала дверь той хижины, где прошлой ночью нашли тело Пьер-Ива.