Стеклянные дома - Луиз Пенни

Он почувствовал одновременно тошноту и возбуждение. Облегчение и ужас. Что-то изменилось. Что-то произошло.

Неужели их план работает? Помоги им Господь.

– Merci. – Гамаш поднялся. – Я должен идти. Судья хочет поговорить со мной и месье Залмановицом. Это вряд за займет много времени.

Бовуар догадывался, о чем пойдет речь.

– Это еще не все, – сказал он.

– Oui?

– Небольшая партия нового наркотика лежит на складе в Мирабели. Доставлена два дня назад вместе с партией матрешек.

Он вытащил листок из кармана и протянул его Гамашу. Тот надел очки.

– Тот же самый картель? – спросил Гамаш, не поднимая глаз.

– Oui.

На шефе все еще был пиджак, и Бовуар видел, что рубашка под ним промокла от пота.

– Хлорокодид? – прочел Гамаш, поднял голову и встретился взглядом с Бовуаром.

– Производное кодеина. Популярен в России, но, насколько нам известно, здесь его еще нет. Это будет первая партия. Очень сильнодействующий наркотик, очень токсичный.

– И лежит на складе, ты говоришь? – спросил Гамаш. – Уже два дня?

– Oui.

– Два дня, – вполголоса произнес Гамаш и прищурил глаза, словно глядя на какую-то далекую цель. – Возможно ли такое?

Под взглядом Бовуара старший суперинтендант Гамаш закрыл глаза. Уронил голову. Ссутулился. От нового бремени? Или от облегчения?

Он протянул неуверенную руку к скамье перед ним, обретая еще одну точку опоры. На миг Жану Ги даже показалось, что шеф вот-вот потеряет сознание. От жары. От стресса. От вдыхания дыма.

Гамаш протяжно выдохнул, издав звук, похожий на «охххх».

Потом его рука сжалась в кулак, сминая бумажку. И наконец он посмотрел на Бовуара.

– Мне нужно к судье, – сказал он, снял очки и протер платком глаза.

«Чтобы промокнуть пот», – подумал Бовуар.

– Я пошлю тебе эсэмэску, когда закончу. Собери совещание в конференц-зале.

– Кого приглашать?

– Всех. – Гамаш вернул бумажку Бовуару, сделал шаг в сторону Залмановица и секретаря. Но остановился и несколько мгновений смотрел на Бовуара. – Ты знаешь, что это означает?

Он показал на бумажку в руке Бовуара.

– Это означает, что у нас есть шанс.

Бовуар почувствовал знакомый трепет в груди и приток адреналина.

Гамаш коротко кивнул:

– Скоро будем знать.

Он двинулся к двери, которую секретарь держал открытой.

– Patron, – сказал Бовуар.

Но сказал слишком тихо, а Гамаш успел отойти довольно далеко. И к тому же Жан Ги знал, что, вероятно, уже слишком поздно.

* * *

Судья Корриво откинулась на спинку кресла и посмотрела на двоих мужчин.

Последние несколько минут она провела в своем кабинете и, протерев подмышки холодной махровой салфеткой и плеснув водой в лицо, попыталась выработать стратегию.

Она решила, что останется в судейской мантии. Чтобы они не забыли, что перед ними не женщина. Даже не человек. А функция. Символ.

Правосудие.

К тому же мантия позволяла ей чувствовать себя сильной и защищенной. И скрыть пятна пота и воды, которая просочилась сквозь блузку.

Еще одна стратегия, которую она задействовала, в настоящий момент работала против нее.

Судья Корриво не предложила им сесть.

В ее кабинете имелся вентилятор, который, поворачиваясь, гнал теплый воздух, отчего мантия вздувалась и опадала. Это несколько принижало величественный образ, который судья хотела явить им.

Кроме того, когда вентилятор поворачивался в ее сторону, волосы жесткими прядками падали ей на глаза и попадали в рот и она была вынуждена постоянно убирать их.

Двое мужчин стояли почти неподвижно, их волосы лишь слегка шевелились, когда ветерок попадал на них.

Судья Корриво встала, выключила вентилятор, сняла мантию, провела пятерней по волосам и показала на два стула перед своим столом:

– Садитесь.

Они сели.

– Хорошо, – сказала она. – Здесь только мы втроем. Насколько мне известно, жучков в кабинете нет.

Она посмотрела на них, вопросительно подняв брови.

Они переглянулись и расправили плечи. Если жучки и были, то не по их вине.

– Хорошо. – Она сделала паузу.

Все язвительные речи, которые она заготовила, все умные аргументы, весь праведный гнев, вложенный в многозначительные слова, – все полетело в мусорную корзину, когда Барри Залмановиц и Арман Гамаш предстали перед ней.

Эти двое мужчин служили правосудию гораздо дольше, чем она. Служили своему делу. Служили своей совести. Нередко рискуя жизнью и платя высокую цену.

– Что происходит? – спросила судья Корриво, спокойно глядя им в глаза. Никто не ответил, и она добавила: – Мне вы можете сказать.

Воздух в комнате был тяжелый. Влажный, липкий, назойливый. Время текло неторопливо.

Залмановиц открыл рот, попытался сформировать губами слова, предложения, связно выразить мысли. Потом он посмотрел направо, на Гамаша.

И пожалел, что посмотрел. Своим инстинктивным движением он выдал что-то очень важное. Что-то такое, чего не могла не заметить эта проницательная судья.

Что бы ни происходило сейчас, идея принадлежала старшему суперинтенданту Гамашу.

Гамаш взглянул на свои руки, сложенные на коленях, и постарался собраться с мыслями. Существовало много способов вконец все испортить и, наверное, ни одного, чтобы все исправить.

Он не осмеливался посмотреть на свои часы, даже кинуть взгляд на небольшие бронзовые часы на судейском столе.

Но он чувствовал, как идет время. Представлял, как собираются в конференц-зале Квебекской полиции офицеры. Перед его мысленным взором возникали матрешки в Мирабели и их содержимое.

Возможно, они уже покинули склад, эти смешные маленькие игрушки с гнусной начинкой.

Едва прочитав то, что было написано на листке бумаги, которую дал ему Жан Ги, Гамаш понял: это то, ради чего они работали.

Заманивали картель в ловушку, побуждали его совершить одну большую, роковую ошибку.

– Более пятнадцати тысяч человек погибает в Канаде от незаконных наркотиков, – заговорил Гамаш, снова встретившись взглядом с судьей. Его голос звучал спокойно и ровно. Словно в запасе у него была вечность. – За год. Это данные десятилетней давности, и других у нас нет. Сейчас это число гораздо выше. У нас нет более свежей статистики, мы пытаемся получить хотя бы приблизительные данные, но мы наверняка знаем, что потребление опиоидов взлетело, словно ракета. Как и число смертей. Героин. Кокаин. Фентанил. И другие. Ничто не препятствует попаданию этих наркотиков на улицы. Они убивают в основном молодых людей. Я уже не говорю обо всех преступлениях, связанных с наркотиками.