Такое долгое странствие - Рохинтон Мистри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня художник был далеко не так сдержан, как обычно: признался, что хочет сэкономить, чтобы купить новые рисовальные принадлежности.
– Отныне больше никаких мелков. Буду писать только маслом и эмалевыми красками. Прочными. Ничто их не испортит.
Потом он поведал Густаду краткую агиографию некоторых святых, например Хаджи Али, умершего во время совершения паломничества. Гроб с его земными останками таинственным образом переместился через Аравийское море обратно в Бомбей и оказался на скалистом утесе неподалеку от берега. Верующие возвели на этом месте мечеть с его саркофагом, а также дамбу, соединяющую утес с сушей, во время отлива по дамбе можно пройти к месту упокоения святого.
Рассказал он и о другом чудотворном месте – базилике Богоматери Нагорной. Кучка напуганных рыбаков, застигнутых свирепым штормом, была уверена, что все они утонут. Но появилась Пресвятая Непорочная Дева Мария и заверила их, что они спасутся, потому что она будет охранять их. А взамен они должны будут построить церковь на возвышенном месте в Бандре[243] и поставить в ней статую, которую вынесет на берег у подножия возвышенности. Рыбаки благополучно добрались до суши. На следующее утро, когда шторм утих, у самого берега плавала статуя Богородицы с младенцем Иисусом на руках.
Художник разворачивал перед Густадом истории одну за другой, и Густад слушал с большим интересом. Какой кладезь знаний, думал он. И помимо того, что стена превратилась в чистое место, благодаря священным образам она сама приобрела ореол святости.
Когда стало настолько темно, что ничего уже не было видно, Густад пошел во двор. Следом за ним в ворота вкатился «король дорог» инспектора Бамджи.
– Аррэ, командир! Удивительное дело ты сделал, честно. Одним выстрелом прогнал всех проклятых ссыкунов. Больше никаких гоо-моотер[244], никакой вони. Прямо чудо какое-то.
– При таком количестве святых и пророков на стене одно чудо совершить нетрудно.
– Отлично, командир, отлично! – сказал Бамджи. – Ты сделал эту стену засранцеотталкивающей. Но знаешь, не понимаю я ограниченного склада ума наших мадер чод[245] соседей. Можешь поверить? Кое-кто из них (не буду называть имен) ворчит: мол, с какой стати все эти чужие перджаат[246] боги красуются на стене нашего парсийского дома? Такое впечатление, что у них в голове опилки.
– Догадываюсь, о ком ты.
– А, ладно, забудь о них. Много чести. Вместо того чтобы радоваться, что нет больше вони, нет москитов, нарушений общественного порядка, эти саала[247] мадер чодс ищут, к чему бы еще придраться.
– Так или иначе, – сказал Густад, – художник уже нарисовал Заратустру. А также Мехерджи Рану и Дустурджи Кукадару.
– Конечно, командир. Чем больше, тем лучше. Такая хорошая компания – прекрасный символ нашей светской страны. Вот так и должно быть. А эти Гхэль чодиас[248] были бы недовольны, даже если бы сам Бог снизошел к ним. Они бы нашли, что в Нем тоже что-то не так. Что Он недостаточно красив, или недостаточно светлокож, или недостаточно высок.
Инспектор Бамджи помахал Густаду и уехал. Густад отпер дверь и вошел домой, продолжая посмеиваться про себя. Рошан сидела на диване и рыдала.
– Не могу ее успокоить, – сказала Дильнаваз. – Такая глупая.
– У нее что-то болит? Что случилось? – Густад бросился к дивану и обнял дочь.
– Ничего не болит. Ее кукла пропала, вот и все.
– Что ты хочешь сказать? Как это пропала? Такая большая кукла? Это же не иголка и не пуговица.
– Мы не можем ее найти нигде в доме.
– Тогда так и скажи: ее украли. А то – пропала! – Он вытер Рошан слезы. – Где она была?
– На диване, она там сидела много дней.
– Бас, должно быть, ты оставила дверь открытой. Сколько раз я тебя предупреждал! Всего несколько секунд нужно какому-нибудь продавцу фруктов или выпечки или еще кому-нибудь, чтобы схватить что угодно и убежать.
– Я никогда не оставляю дверь открытой, – решительно начала было Дильнаваз, но тут же вспомнила свои метания между своей квартирой и квартирой мисс Кутпитьи.
– Не волнуйся, – сказал Густад дочке. – Мы ее найдем.
«Только вот где, хотел бы я знать, – беспомощно подумал он. – Тут нужно чудо вроде нашей стены. И почему чудеса и несчастья всегда ходят рука об руку?»
Глава пятнадцатая
I
– Все деньги здесь. Можете пересчитать.
Гулям изобразил оскорбленность.
– Прошу вас, не говорите так, мистер Нобл. Я доверяю вам свою жизнь. Вы – друг Билибоя, а следовательно, и мой друг.
Чертов лицемер, подумал Густад. Во время последней встречи был злобным и свирепым, как кобра, распустившая капюшон, а сейчас – слащавый и притворно-благодарный. Комедиант проклятый.
– Надеюсь, ваша и майора нужда в моей дружбе на этом закончилась.
Гулям вздохнул и развернул газету.
– Видели это сегодняшнее сообщение из Дели? Про Билибоя. – Любопытство взяло верх над обидой Густада. – Смотрите, – продолжал Гулям, – как на него ополчились. За три дня три судьи отказались от его дела. – Он сердито скомкал газету. – Поверьте мне, тут замешаны люди с самого верха.
Паршивец прав. Происходит нечто странное.
– Майор Билимория лгал мне с самого начала. Как я теперь могу верить или не верить во что бы то ни было? Кому я вообще могу доверять? Вам? Газетам?
Гулям снова изобразил обиду.
– Прошу вас, мистер Нобл. Все не так, как кажется. Его поймали в ловушку люди, которые на самом верху. – На лице Густада появилось презрительное выражение. – Но что ранит его больше всего там, в тюрьме, так это не вражеские выпады, а то, что лучший друг считает себя преданным им. Вот почему он хочет увидеться с вами и все объяснить.
– Что? Но вы же сказали, что он в тюрьме.
– Все можно устроить. Если вы согласитесь поехать в Дели.
– Это невозможно. У меня нет отпуска, моя дочка болеет, а кроме того…
Гулям сунул руку во внутренний карман.
– Вот, он вам написал. Прочтите, пожалуйста.
Густад открыл конверт.
Мой дорогой Густад,
с чего начать? Все пошло не так, как предполагалось. Совершенно не так. И я чуть не навлек на тебя беду. Сможешь ли ты простить меня?
У меня осталась только одна,