Босх в помощь! - Юрий Поляков

Теперь о звонке «одного влиятельного человека». Господин директор утаил, кто именно позвонил. Зачем скрыл? А чтобы безнаказанно переврать ситуацию. Но говорить правду легко и приятно. Вот как было дело. Я пригласил министра культуры Владимира Мединского на последнего «Козленка в молоке» в театре имени Рубена Симонова. Спектакль шел 16 лет и был сыгран 550 раз. Случай уникальный. Министр ответил, что спектакль видел раньше и удивился: «А разве они не забирают «Козленка» себе?» Дело вот в чем: «вахтанговцы», поглощая «симоновцев» с помещением, сценой, вешалками и буфетом, но без актеров, обязались взять в свой репертуар лучшие спектакли упраздняемого театра. Я сразу ответил министру, что «Литературная газета» не раз критиковала Туминаса, поэтому вряд ли они возьмут себе «Козленка». Из чувства мести. Мединский тут же набрал номер г-на Крока и поинтересовался судьбой спектакля, минут десять выслушивал бурный ответ, а затем сказал: «Ну, если вы считаете, что спектакль устарел, тогда вопросов нет. Но я так не считаю!». И все. Вполне демократично. Никакого командно-административного произвола.

Но вопрос есть у меня: зачем г-ну Кроку понадобилась эта полуправда? Сам же и отвечу. Любому человеку, знающему театральную механику, понятно, что директору такого театра по такому вопросу звонит обычно сам министр, в крайнем случае заместитель. Ну как этим не воспользоваться и не доложить общественности: вот какой у меня теперь уровень: отказал самому!

…А устарел ли «Козленок», можно узнать у зрителей Хабаровского театра, где Эдуард Ливнев поставил эту инсценировку полгода назад. Думаю, директору Кроку не надо объяснять, что такое реальные переаншлаги и билеты, раскупленные на месяц вперед… Вот вам и «пошлый архаизм»! Кстати, сам г-н Крок, по утверждению «симоновцев», посмотрел на поглощаемой сцене от силы два-три спектакля из почти двадцати и не порадовался ни одному чужому успеху. Впрочем, что вы хотите от него, человека без театрального образования, если сам г-н Туминас даже не удосужился перейти улицу Арбат, чтобы увидеть хотя бы одну постановку театра имени Рубена Симонова! Это же вам не День независимости Литовской республики, широко отмечаемый в театре имени Вахтангова с фуршетом и ярмаркой товаров миниатюрной прибалтийской державы в фойе. Интересно, если худруком назначат индейца, в фойе появятся вигвамы, а зрителям дадут курнуть трубку мира? Может, все-таки театральной России лучше прирастать Нечерноземьем и Сибирью?

А дальше начинается самое интересное. О «Евгении Онегине» в версии Туминаса я высказался до того, как приняли решение упразднить театр имени Симонова. Особенно меня задела сцена, где актер, произнося авторский текст: «Татьяна, русская душою…», – указует перстом на свой детородный орган. Смело? Не знаю… Тянет на «занятие похабщиной»? Возможно. Но я воспринял это как откровенную русофобию и написал в ЛГ следующее: г-н Туминас, видимо, полагает, будто русская душа помещается не в том месте, где литовская. Возражая мне спустя два года, протагонист Крок, как вы заметили, заявляет: «Татьяна, читая знаменитый пушкинский монолог про русскую душу, показывает пальцем на причинное место». Какой пушкинский монолог в романе о стихах? Какая Татьяна, если текст произносит актер, играющий Александра Сергеевича? Видимо, бывший завпост не только о Пушкине, но и о сценических открытиях своего патрона имеет представление такое же, как Степа Лиходеев о мрачном шоу маэстро Воланда.

А что же вы хотите от человека, который, лежа «в финансовой плоскости», страстно хочет полетать?»

Вот такая статья 2015 года. Собственно, после нее огневых контактов у меня с Кроком не было, если не считать фейсбука, где он периодически, не выбирая выражений, возмущался моей бездарностью, желал лютой «гибели всерьез» и заходился от ярости при малейших моих успехах. Так, «завпоста» и его инернет-наперсников дико возмутил выход в издательстве «Молодая гвардия» (серия «Современные классики») толстой книги Ольги Яриковой «Последний советский писатель», посвященной творчеству автора этих строк. Что и говорить: тяжелый удар! Да и дочь моя Алина, милая домохозяйка, мать двоих детей и безжалостная фурия Интернета, порой с оттяжкой отвечала на выпады Крока, не щадя его планетарного самолюбия, втиснутого в весьма экономное тело. Да уж, хорошее дело «Сетью» не назовут…

И вдруг оскорбительное открытое письмо в центральной прессе… С чего бы это? Оказалось, за год до событий я встречался с читателями в одной из губернских библиотек, если не ошибаюсь, в Калининграде, и мне был задан вопрос: почему Крок в Интернете кроет меня на чем свет стоит, а я отмалчиваюсь? Пришлось объяснять, что не отмалчиваюсь, а экономлю время и, вместо того, чтобы точить интернет-лясы, оттачиваю прозу, пьесы и публицистику за письменным столом. У Крока же, видно, от директорских забот остается слишком много свободного времени, чтобы бранить в Сети не только меня, но и, например, народную артистку Светлану Врагову, под началом которой он работал в театре «Модерн». Заодно я рассказал собравшимся об истоках конфликта, начиная с того момента, когда на премьере «Евгения Онегина» ко мне в перерыве подошли возмущенные зрители и спросили:

– Как вы относитесь к этому безобразию? Неужели ЛГ промолчит?

– Не промолчит! – ответил я и сдержал слово.

Так вот, оказалось, что эту беседу в библиотеке записал на диктофон местный журналист, расшифровал и опубликовал. Выпорхнув с сайта газеты, текст пошел гулять по Интернету и попался на глаза Кроку, который решил: с Поляковым пора заканчивать. У таких людей есть уверенность, вероятно, наследственная и сохранившаяся, видимо, с репрессивных времен, что русского писателя можно уничтожить одним письмом, открытым или анонимным, в зависимости от обстоятельств. Накануне публикации мне позвонила сотрудница МК, влиятельная притеатральная дама Марина Райкина и спросила:

– Вы будете комментировать открытое письмо вахтанговцев?

– Какое письмо?

– Коллективное.

– Ничего не знаю про письмо.

– Оно выложено в Сети. Посмотрите!

– У меня тут нет Интернета, – ответил я ей из дальнего зарубежья. – Завтра утром буду в Москве, прочитаю и откомментирую.

– Договорились. Мы вас дождемся.

Каково же было мое изумление, когда, прилетев в столицу и купив в аэропорту свежий номер МК, я прочитал в традиционно благосклонной ко мне газете следующую инвективу: