Ангелы и Демоны - Дэн Браун

Четыре ничем не примечательные машины «Альфа-Ромео 155Ти-Спаркс» мчались по виа деи Коронари с шумом, напоминающим рев двигателейвзлетающего реактивного истребителя. В них находились двенадцать переодетых вштатское швейцарских гвардейцев. Все они были вооружены полуавтоматами Пардинии баллончиками с нервно-паралитическим газом. Кроме того, группа имела навооружении три дальнобойные винтовки с парализующими зарядами, и к тому же в еесостав входили три снайпера, вооруженные оружием с лазерным прицелом.

Оливетти сидел на пассажирском месте головной машины.Полуобернувшись назад, он смотрел на Лэнгдона и Витторию. Глаза коммандерапылали яростью.

— Вы уверяли, что представите серьезные доказательства,но вместо них я получил эту чушь!

В замкнутом пространстве небольшого автомобиля Лэнгдончувствовал себя страшно неуютно, но тем не менее он нашел силы сказать:

— Я понимаю вашу…

— Нет, вы ничего не понимаете, — прервал егоОливетти. Голоса он не повысил, но нажим, с которым коммандер произнес этислова, по меньшей мере утроился. — Мне пришлось забрать из Ватикана дюжинумоих лучших людей. И это перед самым открытием конклава. Я сделал это для того,чтобы устроить засаду у Пантеона, полагаясь на слова американца, которого доэтого никогда не видел и который якобы расшифровал смысл какого-то нелепогостишка четырехсотлетней давности. Вы понимаете, что из-за вас мне пришлосьпоручить поиск сосуда с антивеществом не самым компетентным людям?

Поборов искушение достать из кармана пятую страницу трудаГалилея и помахать ею перед носом Оливетти, Лэнгдон сказал:

— Мне известно лишь, что обнаруженная нами информацияуказывает на гробницу Рафаэля, а его гробница, насколько мне известно,находится в Пантеоне.

Сидевший за рулем швейцарец радостно закивал и произнес:

— Он прав, Комманданте, мы с женой…

— Ведите машину! — бросил Оливетти и, повернувшиськ Лэнгдону, спросил: — Как, по-вашему, убийца может справиться со своей миссиейв кишащем людьми месте и при этом уйти незамеченным?

— Понятия не имею, — ответил американец. — Нобратство «Иллюминати», видимо, располагает огромными возможностями. Иллюминатамудалось проникнуть в ЦЕРН и Ватикан. И о том, где может произойти убийство, мыузнали по чистой случайности. Нам страшно повезло. Поэтому Пантеон остаетсянашей единственной надеждой.

— Вы опять противоречите себе, — сказалОливетти. — Единственной надеждой… Как прикажете это понимать? Мнепоказалось, что вы толковали о каком-то пути, о серии указателей. Если Пантеондействительно окажется тем местом, которое нам нужно, то мы можем продолжитьпоиск, следуя этим вехам.

— Я надеялся на это, — ответил Лэнгдон. — Имы могли бы следовать этим указателям… лет сто назад.

К чувству радости, которое испытывал ученый в связи собнаружением первого алтаря науки, примешивалась изрядная доля горечи. Историячасто жестоко издевается над теми, кто начинает шагать по ее следам. Лэнгдонпрекрасно об этом знал, но тем не менее надеялся, что все указатели остались насвоих местах и что, следуя им, он доберется до тайного убежища иллюминатов.Теперь он понимал, что это, к несчастью, невозможно.

— В конце девятнадцатого века все статуи по приказуВатикана были изъяты из Пантеона и уничтожены.

— Но почему? — спросила потрясенная Виттория.

— Статуи изображали языческих олимпийских богов. И это,к сожалению, означает, что указатели исчезли… а вместе с ними…

— Неужели нет никакой надежды найти Путь просвещения,используя другие указатели?

— Нет, — печально покачал головой Лэнгдон. —Нам предоставляется единственная попытка. И это — Пантеон.

Оливетти довольно долго молча смотрел на них, затем, резкоповернувшись лицом к водителю, бросил:

— Тормози!

Водитель, почти не снижая скорости, подкатил к тротуару иударил по тормозам. Через миг до Лэнгдона долетел визг шин идущих сзади машин.Весь конвой скоростных автомобилей замер у тротуара.

— Что вы делаете?! — воскликнула Виттория.

— Я выполняю свою работу, — ответил Оливеттиледяным тоном. — Когда вы сказали мне, мистер Лэнгдон, что внесете ясностьв ситуацию по дороге, я решил, что ко времени прибытия на место операции мнеудастся понять, почему я и мои люди оказались у Пантеона. Но этого непроизошло. Ради того, чтобы прибыть сюда, мне пришлось бросить делаисключительной важности, и теперь, не обнаружив смысла в ваших гипотезах оприносимых в жертву невинных агнцах и рассуждениях о древней поэзии, я решилпрекратить операцию. Продолжать ее мне не позволяет совесть. — С этимисловами коммандер взял в руки рацию и щелкнул тумблером переключателя.

— Вы не имеете права так поступить! — крикнулаВиттория, хватая офицера за руку.

Оливетти выключил радио и, глядя в глаза девушки, процедил:

— Вам доводилось когда-нибудь бывать в Пантеоне, миссВетра?

— Нет, но я…

— В таком случае позвольте мне вам о нем кое-чтосказать. Пантеон являет собой один зал — своего рода круглую камеру из камня ицемента. В нем нет ни одного окна, и там единственная, очень узкая дверь,которую круглые сутки охраняют четверо вооруженных римских полицейских. Этоделается для того, чтобы защитить святыню от вандалов, безбожников-террористови дурачащих туристов цыган-мошенников.

— И что вы хотите этим сказать? — холодно спросилаВиттория.

— Вам интересно, что я хочу этим сказать, миссВетра? — произнес Оливетти, упершись кулаками в сиденье. — Отвечаю. Яхочу сказать, что все то, чем вы меня пугали, осуществлено быть не может!Назовите мне хотя бы один способ убийства кардинала внутри Пантеона. Скажите,как убийца может провести заложника мимо четырех бдительных полицейских? Как онможет не только убить заложника, но и скрыться с места преступления? —Оливетти перегнулся через спинку сиденья и, дыша в лицо Лэнгдона запахом кофе,продолжил: — Итак, мистер Лэнгдон, мне хотелось бы услышать хоть одинправдоподобный сценарий.

Лэнгдону показалось, что замкнутое пространство вокруг негостало еще уже. «Мне нечего ему сказать, — думал американец. — Я неубийца и понятия не имею, как можно убить кардинала! Мне известно лишь, что…»