Апокриф. Давид из Назарета - Рене Манзор

– Я был язычником.

– Ты поклонялся идолам?

Повисло неловкое молчание, и Петр подумал, что признания закончились. Но Савл продолжил:

– Если бы ты был сиротой и тебя бы кто-нибудь добровольно взял на воспитание, ты бы тоже принял его обычаи, не правда ли? У меня ведь Торы не было под рукой, – с иронией добавил он.

Петр не сомневался, что ответы Савла были искренними, и он решил перейти к более провокационным вопросам:

– Почему Пилат приказал убить Иосифа Аримафейского?

– Теперь это уже не имеет значения, – уклончиво ответил Савл.

– Это мне решать.

– Тебе не нужно это знать.

– Я должен знать все, – резко произнес Ловец человеков, – если ты хочешь стать одним из нас. Я полагал, что тебе нечего скрывать.

Они молча смотрели друг на друга. Слезы выступили на глазах обращенного, он готов был рассказать правду.

– Это я его убил, – признался он, с трудом выговаривая слова. – И не только его одного… Его жену и… его детей также. И мне не хватит целой жизни, чтобы искупить эти грехи.

Потрясенный этим признанием, которое лишь усилило в нем чувство ненависти, Петр набросился на своего собеседника, переворачивая тарелки с пасхальной едой, которые были так заботливо расставлены.

– Как ты мог совершить подобное? – негодовал он.

– Я же тебе сказал: я был тогда другим. Успокойся…

– Не успокаивай меня! Мы оба знаем, кто ты такой на самом деле, – создание столь грешное, что тебе нет прощения!

– Меня простил сам Иешуа.

– Никогда не произноси его имени! – гаркнул Петр.

– У него были все основания отправить меня в ад, но он этого не сделал. Он решил дать мне еще один шанс. Почему ты не можешь так поступить? Разве ему никогда ничего не приходилось прощать тебе, Петр?

Его последние слова заставили Ловца человеков засомневаться. И петух, молчавший все эти годы, прокукарекал в голове Петра.

Он отпустил Савла, отвернулся от него и, подойдя к окну, стал смотреть на палестинскую ночь. Гнев постепенно угасал в этом удивительно ранимом великане.

– Я не Иешуа, Савл. Я даже не скала, как он обо мне думал. Я – обыкновенный человек со своими слабостями, предубеждениями, ограниченными возможностями. Я помню, как спросил его в Галилее: «Господи, сколько раз злопамятный человек…» «Такой, как ты», – перебил он меня. «Да, такой, как я, – согласился я. – Сколько раз такой злопамятный человек должен прощать своему брату, если тот продолжает причинять ему зло? До семи ли раз?» И Иешуа ответил мне: «До семижды семидесяти семи раз». Вот видишь, Савл, мне еще тоже нужно совершенствоваться.

– Меньше, чем мне, Петр. Но… «Никогда не поздно это сделать», – вот что мне сказал Иешуа, и я хочу в это верить. Теперь мое имя Павел, и я прошу тебя называть меня так. Как все новорожденные, я учусь пользоваться светом, но с помощью всех вас, я полагаю, у меня есть шанс исполнить свою миссию.

– О какой миссии ты говоришь, Павел? – спросил Иаков, присоединяясь к ним. Сарказм, с каким он произнес это имя, не предвещал ничего хорошего.

– Ну что ж… Это все, что я хотел вам рассказать, – пробормотал обращенный, не ожидавший увидеть брата Иешуа.

Он прошелся по комнате, понимая, что то, что он собирается сообщить, шокирует апостолов:

– Учитель доверил мне миссию нести его слово необрезанным.

– Мы не против, чтобы язычники присоединялись к нам, но они должны подчиняться Законам Моисея.

Савла удивило выражение несогласия на лице Петра, который не столь негативно относился к крещению язычников, и он осмелился сказать:

– Речь идет не о том, чтобы навязывать наши традиции новым ученикам, которых нам удастся…

– Тора – это не традиция, Савл, – перебил его Иаков. – Это – дар Божий.

– Тора является сводом моральных законов, а обрезание – увечьем! – вспылил Савл. – Единственный истинный дар Божий, который был нам дан, – это его единственный сын, Христос.

– Что-что? – поразился Иаков.

– Христос! Мессия. Сын Божий. Его воплощение!

Петр и Иаков обменялись осуждающими взглядами, но только у Петра хватило выдержки высказать причины своего осуждения:

– Иешуа не был Сыном Божьим, Павел, – улыбнулся Ловец человеков. – Он был Сыном Человеческим, таким же, как ты и я. И он нам дорог именно благодаря своей человеческой природе. У Бога не бывает страха перед пытками. У Бога не течет кровь, он не страдает! Он не просит о помощи, находясь на кресте, не чувствует себя покинутым!

– Я понимаю тебя, Петр, ведь ты знал Иешуа живым человеком, а вот мне он явился воскресшим животворящим духом. Последним Адамом!

– Ты несешь чушь, Савл! – прервал его речь Иаков. – Мой брат не был Сыном Божьим, и я не знаю, в какого Христа ты хочешь верить! Это был мой старший брат, человек, рожденный, как и я, от семени моего отца Иосифа из лона моей матери Марии! Поэтому не вздумай проповедовать свое извращенное учение, так как оно не имеет ничего общего с посланием Иешуа!

– Послание Иешуа не предназначено только для тебя, Иаков, и для группки выдающихся личностей! Христос, в которого я верую, отдал свою жизнь во искупление грехов всех людей, а не только избранного народа, который считает себя вправе решать, кто имеет право быть спасенным, а кто не имеет!

Теряя терпение, Иаков вышел из комнаты. Савл воспринял уход брата Иешуа как свое поражение.

Петр понял это. Он с интересом посмотрел на своего давнего врага.

– Крещение на самом деле не изменило тебя, Павел, – заметил Ловец человеков уже совершенно спокойно, совсем не с той горячностью, с какой начал разговор.

– Да нет, оно как раз изменило меня! Оно превратило меня в более ревностно верующего человека.

– Более ревностно? – переспросил, улыбаясь, Петр. – Почему бы тебе не создать свою собственную религию, Павел, если твои убеждения столь сильно отличаются от наших? Создай церковь… как ты ее назвал?

– Христову.

– Церковь Христову… Для христиан? Со своим собственным толкованием Торы и послания Учителя, предназначенного для необрезанных. Но не делай из Иешуа полубога, чтобы он понравился большему количеству людей, потому что он не имеет с этим ничего общего. Ты его не знаешь, Павел. Ты не был рядом с ним каждый день в течение трех лет, а вот мы были.

– Я прибыл сюда, в Иерусалим, Петр, потому что меня попросил об этом Иешуа и потому что Святой город связывает меня со всей историей Израиля, начиная от Авраама. Но я не ожидал, что попаду в ловушку, устроенную лжебратьями.

– Здесь нет никакой ловушки, Павел, и никаких лжебратьев, как ты выразился. Если Учитель и в самом деле говорил с тобой по пути в Дамаск, он должен был тебе об этом сказать.