Месяц за Рубиконом - Сергей Лукьяненко

…Женщина — ссора — брошенные в запале слова — пощёчина — ответная оплеуха — захлопнутая дверь — долгая ругань на площадке — блуждание под дождём — звонок приятелю — выпивка — поход в Комок за добавкой — гуляем — собирался подарок ей, дуре, сделать — лучше пропью…

Я постоял, глядя на лунное кольцо, вдыхая тёплый влажный воздух. Дождя уже не было, и то ладно, только кое-где высыхали лужи.

Дома.

Дома, на Земле.

Совсем рядом мой дом, мама и папа.

Ещё ближе Гнездо. Там Дарина.

Где-то на соседней улице проехала машина, потом пронёсся мотоцикл. Снова наступила тишина.

Я понял, что стою и беззвучно плачу.

Я вернулся, но ничего не закончилось и ничего не изменилось. Инсек захочет, чтобы я убрался с Земли.

Может, мне так и делать?

Туда-сюда. Земля-Саельм. Саельм-Земля.

— Совсем тебя расколбасило, — сказал мужчина, выходя из Комка. Его заказ весело позвякивал в сумке, а сам мужчина явно подобрел. — Коньяк будешь?

— Нет, — сказал я, вытирая лицо. — Но спасибо.

И пошёл к Гнезду.

— Столетний! — крикнул мне вслед мужчина с явной обидой.

Но я даже не стал оборачиваться. Я шёл, смеялся и плакал одновременно.

Два дня назад, на планете Трисгард, населённой розовокожими четырёхпалыми людьми, где-то за немыслимые парсеки от Земли, я бежал по коридорам исполинского дирижабля, падающего в открывшийся между океаном и небом портал. Изменённые, воюющие за Прежних и Инсеков, испепеляли друг друга в скоротечных схватках, а стража, бывшая когда-то маленьким сыном Виталия, уводила глайдер прочь. Комендант Мар и локальный тактик Ди направляли дирижабль в огненный столб, искупая свои ошибки и промахи…

Коньяк, говоришь? Столетний? С женщиной своей помирился бы лучше, балбес.

Я дошёл до Гнезда. Постоял, глядя на слабо проступающие под паутиной буквы. Гнездо меня не чувствовало — потому что я так хотел.

«Тихо, — попросил я, открываясь. — Тихо, свои…»

Нахлынуло — тяжёлой, валящей с ног волной, ледяной и обжигающей одновременно. Гнездо незримо ощупывало меня, принюхивалось, будто брошенный пёс, дождавшийся хозяина и не знающий, радоваться ему или обижаться.

«Всё, всё, я дома…»

Я поднялся по ступенькам. Толкнул дверь.

Темно, тепло, тихо.

Мягко.

Прелые запахи.

У меня чуть ноги не подкосились — от усталости и нервов.

Из темноты беззвучно выступила стража. Какая-то мелковатая, видно, совсем недавно прошла Изменение.

— Призванный Макс, — сказала стража.

Я кивнул.

— Ты вернулся на Землю, — стража помолчала. — Это хорошо?

— Не знаю, — честно ответил я. — Наверное, не очень. Но я вернулся.

— Ты меня помнишь?

Я внимательно посмотрел на стражу. Конечно, я сейчас вижу в темноте гораздо лучше, чем человек. Но стражи так сильно меняются…

— Играешь на пианино? — спросил я.

Стража, ещё недавно бывшая человеческим мальчиком, покачала головой:

— Стало неинтересно.

— Понимаю.

— У нас тридцать куколок, — похвасталась стража. — Два монаха, только они сами ещё не очень умные. Шесть стражей, восемь жниц. Хранитель.

— Дарина? — спросил я, хотя мне было очень страшно это произнести.

— Пока Дарина. Но скоро хранителем станет Лю. Она очень хочет. Из окна выпрыгивала, чтобы к нам отвезли.

— А, — сказал я, вспоминая. Как же давно всё это было. — Вот ведь глупая.

— Девчонки, — сказала стража с неизжитой ещё мальчишеской заносчивостью. — Ты пойдёшь к Дарине?

Я кивнул.

— Иди, — сказала стража. — Она грустная очень. Она обрадуется, когда ты придёшь.

— Спасибо… — я на миг задумался и вспомнил. — Спасибо, Рома.

— Ро, — поправила меня стража. — Теперь я Ро.

Я похлопал его по руке и пошёл вглубь Гнезда. Потом сообразил, остановился.

— Хочешь шоколадку?

Конечно же, он хотел.

Я шёл по Гнезду, мне даже странным казалось, что раньше я здесь плутал. Голос Гнезда, возбуждённый и растревоженный, сопровождал меня. Надеюсь, Дарина его не слышит.

Дверь в каморку под лестницей была прикрыта, но не заперта, как это принято у Изменённых. Я постоял, собираясь с духом.

И вошёл.

Дарина спала. Лежала на полу, на накиданных друг на друга матрасах, затянутая в чёрный комбинезон жницы. Изменённым требуется куда меньше времени на сон, порой они просто лежат с закрытыми глазами, погружённые в лёгкую дрёму, но сейчас Дарина действительно спала, я это чувствовал. Рядом с ней лежала открытая книжка, тускло светила включённая в розетку настольная лампа с выкрученным на минимум диммером.

Я постоял, глядя на неё. Она была такая хрупкая и беззащитная. Я вспомнил, что боялся её, когда первый раз обнял. И как она отдалась мне в пустом разрушенном Гнезде. Как светились её глаза — восторгом и страхом.

Я ведь даже сам не знаю, в какой момент понял, что люблю её.

Поставив пакет у дверей, я очень тихо присел рядом с Дариной, потом лёг, обнял её. Дарина пошевелилась, я замер, но она продолжала спать.

Тогда я закрыл глаза и тоже уснул.

Вложенная Фортом память вновь догнала меня во сне.

Наверное, это было какое-то виртуальное пространство — пузырь из света в чёрном космосе. Где-то далеко-далеко в стороне синей каплей мерцала Земля, рядом серой запятой — Луна.

Инсек стоял на задних лапах, паря в облаке света. Нижняя часть его туловища мерцала красным, будто ошпаренная. Напротив него, раскинув руки, замерла человеческая фигура, вся из колеблющегося тёмного пламени.

Вначале я подумал, что они сражаются.

Потом понял, что битва уже закончилась. Точнее — была остановлена.

«НЕПРИЕМЛЕМОЕ ПОВЕДЕНИЕ».

Я не видел Высшего, но знал, что он здесь. Это он остановил битву за Землю. И боеголовки ракет превратил в свинец тоже он.

«Мы защищаемся».

Это Прежний.

«ЗЕМЛЯ ИМЕЕТ СТАТУС КОЛОНИИ. ГЕНОЦИД ЗАПРЕЩЁН».

Прежний не пытался спорить. Высший оставался бесстрастным, но мне показалось… быть может, только показалось, что он разозлён. И почему-то даже испуган.

«Прошу разрешить мне опеку над человечеством, как над взятой с боем культурой».

Это Инсек.

«Согласны».

Это Прежний! Что? Он сам согласился?