Две жизни одна Россия - Николас Данилофф

камеры и лишь изредка приносили хлеб и воду. Или кормили селедкой и не давали пить. Особенно страшная репутация была у камеры номер III со стенами и потолком, окрашенными черной краской…

Уже спустя несколько минут вновь появились надзиратели и повели нас со Стасом через сырой коридор пятого этажа в так называемую "медвежью клетку" № 9. Стас немедленно начал там свои упражнения на воздухе, я стал мерить шагами клетку — пять шагов в одну сторону, пять

— обратно. Как зверь в зоопарке. Вышагивая, я думал об отце Романе и о вчерашнем изнурительном допросе… Что дальше? Какую еще бомбу замедленного действия подложат мне? Я знал: нужно быть готовым ко всему, поэтому принялся вспоминать все, что мог в тот момент, о прежних попытках КГБ поймать меня на крючок.

За девять лет, что я жил и работал в Советском Союзе

— четыре года в 60-х годах и пять — в 80-х — КГБ "напустило" на меня немало самых различных субъектов. Они по-всякому пытались повлиять на мои репортажи, пробовали оказывать давление, компрометировать. Некоторые хорошо справлялись со своей ролью, других я раскусывал сразу; по меньшей мере, двое были сумасшедшими.

Первая кэгэбистская "ласточка" прилетела ко мне под маской сотрудника агентства печати "Новости" в шестидесятых годах. Таких людей называют "няня". Моя "няня" неплохо знала английский. "Няня" — классическая фигура в арсенале КГБ. Обычно они (она или он) работают журналистами, но регулярно дают информацию своим хозяевам. Они хорошо знают язык, свободно вращаются среди иностранцев, бывают на дипломатических приемах и прочих встречах. В их обязанности входит добиться вашего расположения и доверия; им даже не возбраняется ради дальнейшего укрепления дружбы снабжать вас кое-какой "внутренней информацией". В годы моего первого пребывания в Москве моя "няня" кормила меня, например, сенсационными сообщениями о том, что первой женщине-космонавту Валентине Терешковой сделали кесарево сечение, что она больше никуда не полетит, и прочее.

Иностранные корреспонденты, не знающие русского, почти полностью зависят от услуг подобных "нянь". Поэтому моя личная "няня" была разочарована. Это был мужчина. Он настаивал, чтобы с любыми вопросами я обращался только к нему. Другие источники он отвергал.

Когда я вторично приехал на работу в Москву, меня несколько позабавило известие о том, что моя первая "няня", вместо того чтобы "совратить" какого-нибудь иностранного корреспондента, сама стала жертвой. Его выкинули из агентства печати (и из КГБ) из-за скандала в связи с незаконным провозом мебели через границу. Сейчас он зарабатывал себе на пропитание какими-то злобными статейками о политике Вашингтона, которые печатал почему-то в газете, занимающейся проблемами сельского хозяйства.

Когда дело дошло до того, чтобы опутать меня своими сетями, КГБ проявило незаурядную гибкость. В течение трех примерно лет нашу "банную" компанию трясло, после того как нам стало известно, что одному из ее участников, члену партии с солидным стажем и положением, предложили там "познакомиться поближе с Даниловым и перейти с ним на дружеские отношения". Напуганный приятель поделился с нашим "банным старостой" Юрием, а я, узнав об этом, сказал, что лучше, пожалуй, мне будет выбыть из игры. Кончилось тем, что наша дружная компания раскололась: я остался в кругу тех, кто либо собирался эмигрировать, либо не был связан по рукам и ногам ответственной работой.

Почти каждый советский человек находится в числе подозреваемых. И почти к каждому может быть приставлен, подослан тот, кто призван его проверить, испытать, привлечь или разоблачить. Однажды в ту же нашу компанию затесался друг чьего-то друга, весьма общительный инженер по имени Валерий. Через какое-то время Валерий поведал мне, когда мы на несколько минут остались в парилке одни, что работает в институте, который занимается разработкой систем наведения ракет, устанавливаемых на подводных лодках. Меня обеспокоили его откровения, и я рассказал о них Юрию. Несколько недель с тех пор мы задавались вопросом, был этот Валерий "подсадным" агентом или просто наивным глупцом, желавшим произвести впечатление на американца. В конце концов мы нашли какой-то повод отказаться от его компании.

КГБ — цепкая, всепроникающая организация, работающая, как и все организации в Советском Союзе, по плану. А планы, как известно, надо выполнять. Поэтому, если один агент терпит фиаско, на смену ему тотчас же появляется другой. Причем выбор может быть порою довольно странный. Так случилось осенью 1984 года, когда я работал над статьей о КГБ и делал для этого кое-какие изыскания. Впоследствии полковник Сергадеев расценил их как шпионскую деятельность.

Как-то утром, когда я вышел во двор к машине, ко мне подошел ожидавший меня там молодой человек довольно растрепанного вида. Он представился племянником Станислава Левченко, майора КГБ, бежавшего в 1979 году из Токио в Соединенные Штаты. Молодой человек пожаловался, что КГБ засадило его в психиатрическую больницу, а теперь не дает устроиться на работу. Он хочет эмигрировать, но ему отказывают в выездной визе. Он сказал, что у него есть документы, подтверждающие все его слова.

То что его появление точно совпало со временем моей работы над статьей о КГБ, выглядело слишком подозрительно, и я попытался от него отделаться. Он несколько дней преследовал меня, прорываясь в мой офис, и я вынужден был в конце концов пригрозить ему милицией, если он не оставит меня в покое. Тогда он закричал:

— Ладно, вы больше меня не увидите! Но я покончу с собой!..

Я не был так уж настроен против него лично. Было видно, что человек действительно немного не в себе, вполне может быть и благодаря определенному воздействию КГБ. Использование душевнонеуравновешенных, а также людей, паталогически непереносящих Советскую власть, один из обычных приемов их работы.

Нередко применяется и другая "наживка" — профессиональные "соблазнительницы", которые подсылаются к иностранным туристам и другим гостям, а когда удается, и к таким "лакомым объектам", как, например, морской пехотинец из американского посольства или шифровальщик из бельгийского.

Однажды, когда я допоздна задержался в офисе ЮПИ ("Юнайтед пресс Интернэшнл"), раздался телефонный звонок и женский голос сочувственно спросил: "Милый, тебе не очень там одиноко?" Я бросил трубку.

В 1974 году, когда я был в Москве, сопровождая госсекретаря Генри Киссинджера, в полночь в моем номере в гостинице "Интурист" зазвонил телефон. "Это Ольга", — проворковал приятный голосок. Наутро я выяснил, что "Ольга" звонила по крайней мере шести журналистам из окружения Киссинджера.

Многие иностранные корреспонденты тратят немало усилий в попытках распознать "руку КГБ". Однако опасность поджидает их не только с советской стороны: западные разведслужбы тоже не дремлют. Обнаружить агентов ЦРУ, действующих под дипломатической "крышей", не менее трудно. Несмотря на запрет президента США использовать журналистов как помощников