Пелагия и черный монах - Борис Акунин

– Как же вы здесь живете один? Почему? – невполне вежливо спросила спасенная. – Ах, простите, мы ведь не познакомились. Я– Полина Андреевна Лисицына, из Москвы.

– Николай Всеволодович, – поклонился хозяин, афамилии не назвал. – Живу я здесь преотлично. Что же до причины… Тут людишекнет, только ветер и волны. Однако поговорим после. – Он налил в миску изсамовара горячей воды, взял со стола чистый платок. – Сначала займемся вашимиранениями. Соблаговолите-ка приподнять рубашку.

Поднимать рубашку Полина Андреевна, конечно,отказалась, но промыть лицо, ссадины на локтях и даже стертые веревкойщиколотки позволила. Брат милосердия из Николая Всеволодовича был не оченьумелый, но старательный. Глядя, как осторожно он снимает с ее ноги мокрыйбашмак, госпожа Лисицына растроганно захлопала ресницами и не обиделась наврачевателя за то, что он при этом больно нажимает пальцем на ушибленнуюкосточку.

– Я не могу даже выразить, насколько я вампризнательна. А более всего за то, что вы не раздумывая и ни в чем неразбираясь бросились выручать совершенно незнакомого человека.

– Ерунда, – махнул рукой хозяин, промываяцарапину на лодыжке. – Тут и говорить не о чем.

И видно было, что не рисуется – действительноне придает своему замечательному деянию никакого значения. Просто поступилестественным для себя образом, как тогда, с котенком. Это пленяло больше всего.

Полина Андреевна старалась не поворачиваться кгерою обезображенной половиной лица и потому была вынуждена смотреть на него всевремя искоса.

Ах, до чего же он ей нравился! Если бы,пользуясь интимностью создавшейся ситуации, Николай Всеволодович позволил себехоть один игривый взгляд, хоть одно нескромное пожатие, госпожа Лисицынанемедленно бы вспомнила о бдительности и долге, но заботы хозяина былинеподдельно братскими, и сердце упустило момент занять оборону.

Когда Полина Андреевна спохватилась, чтосмотрит на Николая Всеволодовича не совсем таким взглядом, как следовало бы, иперепугалась, было уже поздно: сердце колотилось много быстрей положенного, аот прикосновения пальцев импровизированного лекаря по телу растекалась опаснаяистома.

Самое время было помолиться Господу обукреплении духа и преодолении искушения, но в комнате не оказалось ни иконы, нисамого маленького образка.

– Ну вот, – удовлетворенно кивнул НиколайВсеволодович. – По крайней мере воспаления не будет. А теперь вы.

И повернулся к лежащей даме своей голойисцарапанной спиной.

Начались испытания еще худшие. Сев на топчане,Полина Андреевна стала протирать белую кожу своего спасителя, едва сдерживаясь,чтобы не погладить ее ладонью.

Особенно нехороши были то и дело возникавшиепаузы. За годы монашества она и запамятовала, что они опасней всего, такиеперерывы в разговоре. Сразу слышно собственное учащенное дыхание, и в вискахначинает стучать.

Полина Андреевна вдруг застеснялась своейнеодетости, оглянулась по сторонам – что бы такое накинуть. Не нашла.

– Холодно? – спросил Николай Всеволодович неповорачиваясь. – А вы набросьте бурку, больше все равно ничего нет.

Госпожа Лисицына подошла по холодному полу кокну, закуталась в тяжелую пахучую овчину. Стало немного поспокойней, и ветериз дыры приятно остужал раскрасневшееся лицо.

Вдали, у основания Постной косы, стояла кучкамонахов, чего-то ждали. Потом дверь Прощальной часовни отворилась, вышелчеловек без лица, в черном, заостренном кверху одеянии. Собравшиеся поклонилисьему в пояс. Он перекрестил их, направился к берегу. Только теперь ПолинаАндреевна заметила лодку с гребцом. Черный человек сел на нос, спиной кХанаану, и челн поплыл к Окольнему острову. Там, у самой воды, встречали ещедвое таких же безлицых, в схимнических куколях.

– Брат Клеопа везет в скит нового схимника, –сказала Лисицына подошедшему Николаю Всеволодовичу, щурясь (футляр с очками таки остался на полу заколоченного павильона, вместе с платьем). – Зовут его отецИларий. Торопится покинуть земную юдоль. Ученый человек, много лет изучалбогословие, а главного про Бога не понял. Господу от нас не смерть, а жизньнужна…

– Весьма своевременная ремарка, – шепнул ей всамое ухо Николай Всеволодович, а потом внезапно взял за плечи и развернул ксебе.

Спросил насмешливо, глядя сверху вниз:

– Так чья вы вдова и чья невеста?

Не дожидаясь ответа, обнял и поцеловал в губы.

В этот миг Полине Андреевне почему-товспомнилась страшная картина, виденная очень давно, еще в детстве. Ехаламаленькая Полинька с родителями в гости, в соседнее именье. Мчались быстро, светерком, по заснеженной Москве-реке. Впереди катили сани с подарками (делобыло на Святки). Вдруг раздался сухой треск, на гладкой белой поверхностипроступила черная трещина, и неодолимая сила потянула туда упряжку – сначаласани с кучером, потом всхрапывающую, бьющую передними копытами лошадь…

Тот самый, навсегда врезавшийся в память трескпослышался Полине Андреевне и теперь. Снова увиделось, как воочию: из-подчистого, белого подступает темное, страшное, обжигающее и разливается все шире,шире.

Затрепетав, она уперлась руками в грудьсоблазнителя, взмолилась:

– Николай Всеволодович, милый, сжальтесь… Немучайте меня! Нельзя мне этого. Никак нельзя!

И так искренне, по-детски безыскусно это былосказано, что сладчайший искуситель объятья расцепил, сделал шаг назад, шутливопоклонился.

– Уважаю вашу преданность жениху и более несмею на нее покушаться.

Вот теперь Полина Андреевна его поцеловала, ноне в губы – в щеку. Всхлипнула:

– Спасибо, спасибо… За… за милосердие. НиколайВсеволодович сокрушенно вздохнул.

– Да, жертва с моей стороны велика, ибо вы,сударыня, необыкновенно соблазнительны, особенно с этим вашим синяком. – Онулыбнулся, заметив, что дама поспешно повернула голову вбок и скосила на негоглаза. – Однако в благодарность за мою героическую сдержанность по крайней мерескажите, кто сей счастливец. Кому вы храните столь непреклонную верность,невзирая на уединенность места, чувство искренней благодарности, о котором выпоминали, и, прошу прощения, вашу опытность – ведь вы не барышня?

Несмотря на легкость тона, чувствовалось, чтосамолюбие прекрасного блондина задето. Поэтому – и еще потому, что в этакуюминуту не хотелось лгать – Полина Андреевна призналась:

– Мой жених – Он.