Пелагия и черный монах - Борис Акунин

Довольно распространенная акцентуация женскойличности, обыкновенно именуемая femme fatale, однако же у Лидии Евгеньевны онадоведена до крайности. Эта девушка постоянно должна ощущать себя объектомжелания елико возможно большего количества мужчин. Именно чужое вожделениеприносит ей чувственную удовлетворенность. Прежде она жила в столице, но посленескольких трагических историй, закончившихся дуэлями и самоубийствами,родители вверили ее моему попечению. Островная жизнь Лидии Евгеньевне напользу. Гораздо меньше возбудителей, почти нет искушений, а главное – полностьюотсутствуют соперницы. Она ощущает себя первой красавицей этого замкнутогомирка и потому спокойна. Иногда попробует свои чары на ком-нибудь из приезжих,удостоверится в собственной неотразимости, и ей довольно. Ничего опасного вэтих маленьких шалостях я не вижу. На монахах Борейко обещала неэкспериментировать – за нарушение предусмотрены строгие санкции. Видно, этотИона действительно сам виноват.

– Маленькие шалости? – грустно усмехнуласьгоспожа Лисицына и рассказала доктору про “императрицу Ханаанскую”.

Коровин слушал – только за голову хватался.

– Ужасно, просто ужасно! – сказал он убитымголосом. – Какой чудовищный рецидив! И ответственность опять целиком на мне.Мой эксперимент с ужином втроем следует признать полнейшей неудачей. Вы тогдане дали мне возможности объяснить… Видите ли, Полина Андреевна, отношенияпсихиатра с пациентами противоположного пола строятся по нескольким моделям.Одна, весьма эффективная, – использование инструмента влюбленности. Моя властьнад Борейко, мой рычаг влияния на нее состоит в том, что я раззадориваю в нейчестолюбие. Я – единственный мужчина, который остается совершенно безучастнымко всем ее фамфатальным хитростям и чарам. Если б не моя неприступность, ЛидияЕвгеньевна давно бы уже сбежала с острова с каким-нибудь обожателем, но пока ейне удалось меня завоевать, она никуда не денется, честолюбие не позволит. Времяот времени эту язву необходимо поливать рассолом, что я и попытался сделать свашей помощью. Эффект, увы, превзошел мои ожидания. Вместо того чтобы слегкавзревновать от знаков внимания, которые я оказываю привлекательной гостье,Борейко впала в параноидально-истерическое состояние, усмотрев в вашем приездецелый заговор. В результате вы чуть не поплатились жизнью. Ах, я никогда себеэтого не прощу!

Донат Саввич так расстроился, что сердобольнойгоспоже Лисицыной еще и пришлось его утешать. Она договорилась даже до того,что будто бы сама во всем виновата – нарочно раздразнила бедную психопатку(отчасти это было правдой). А что до врачебной ошибки, то у кого их не бывает,особенно в таком тонком деле, как излечение болезней души. В общем, кое-какуспокоила приунывшего доктора.

В кабинете тот вызвал звонком дежурного врача.Мрачно сказал:

– Лидию Евгеньевну Борейко немедленно ко мне.Приготовьте инъекцию транквилиума – вероятен припадок. Пусть главная сестраподберет для госпожи Лисицыной какую-нибудь обувь, одежду. И непременнорелакс-массаж с лавандовой ванной.

В общем, итог всех ночных и утреннихпотрясений выходил такой: осталась Полина Андреевна, как старуха из сказки, уразбитого корыта.

В главном деле, ради которого она приехала вНовый Арарат, ничегошеньки не продвинулось. А досаднее всего было то, что целыхдва раза в короткое время всей душой поверила сначала в одну версию, потом вдругую, и неизвестно еще, какая из них нелепей. Никогда прежде с проницательнойсестрой Пелагией не приключалось этакого конфуза. Конечно, имелись особенныеобстоятельства, препятствовавшие спокойной работе мысли, но все равно после, наотдохнувшую голову, было стыдно.

Результаты расследования по Черному Монахувыходили печальные.

Перво-наперво безвременно погибшие: сначаланапуганный до кондрашки адвокат Кубовский; потом жена бакенщика с выкинутыммалюткой; утопившийся бакенщик; застреленный Лагранж; наконец, бедный АлешаЛенточкин.

Кубовского увезли на пароходе в окованномцинком гробу; несчастную мать с нерожденным малюткой зарыли в землю; ФеликсСтаниславович лежит в морге, обложенный глыбами льда; тела утопленниковуволокло невесть куда темными подводными теченьями…

А разве отрадней участь помутившегосярассудком Матвея Бенционовича?

В последующие дни, памятуя о судьбе АлексеяСтепановича (которого коровинские санитары искали по всему Ханаану, да так и ненашли), госпожа Лисицына наведывалась к Бердичевскому часто, но утешаться былонечем – Бердичевскому становилось всё хуже. Посетительницу он то ли не узнавал,то ли она его совсем не интересовала. Сидели друг напротив друга, молчали.Потом Полина Андреевна с тяжелым сердцем шла восвояси.

Ужасная, полная роковых событий ночьзакончилась полнейшим фарсом. Ну и еще, конечно, строгим наказанием виновных.

Высокопреподобный разжаловал брата Иону изкапитанов в кочегары, а для начала посадил на месяц остыть в скудной, на хлебе,воде и молитве.

Доктор Коровин поступил со своими подопечнымине менее сурово.

Лидии Евгеньевне было воспрещено (тоже втечение целого месяца) пользоваться пудрой, духами, помадами и надевать черное.

Актер Терпсихоров был помещен под домашнийарест с одной-единственной книгой, тоже сочинением Федора Достоевского, нобезобидным, повестью “Бедные люди” – чтоб забыл опасную роль “гражданинакантона Ури” и увлекся образом сладостного, тишайшего Макара Девушкина. Натретий день Полина Андреевна навестила узника и была поражена произошедшей сним переменой. Былой соблазнитель улыбнулся ей мягкой, задушевной улыбкой,назвал “голубчиком” и “маточкой”. Честно признаться, эта метаморфоза визитершурасстроила – в прежней роли Терпсихоров был куда интересней.

Из прочих событий, достойных упоминания,следует отметить появление в одной московской газете либерального толка статьио ново-араратских чудесах и о дурной славе Окольнего скита. Не иначе кто-то избогомольцев донес. Впервые четки, вырезанные святыми схимниками, остались вмонастырской лавке нераскупленными. Отец Виталий велел устроить дешевуюраспродажу, понизив цену сначала до девяти рублей девяносто девяти копеек, апотом и до четырех девяносто девяти. Только тогда купили, но и то не все. Этобыл скверный признак. В городе уже в открытую говорили, что скит сталнеблагостен, нечист, что надобно его на время закрыть, воспретить доступ наОкольний остров хотя бы на год – и посмотреть, не успокоится ли святойВасилиск.

Правда, заступник и без того вроде какугомонился: по воде больше не ходил, никого в городе не пугал, но это,возможно, из-за того, что ночи стояли сплошь темные, безлунные.