Стеклобой - Михаил Перловский

Автобус взревел, дверь, заскрипев, с треском вылетела и поехала по брусчатке за ним. Женские крики сразу оборвались.

Романов, мягко покачиваясь, плыл мимо домов. Лежать было неудобно, ящик Беган-Богацкого больно таранил колено, и его приходилось поддерживать кончиками пальцев. Простыня съехала с правого глаза, но Романов не решался ее поправлять. К тому же теперь он видел окна вторых и третьих этажей и крыши, которые в искаженной перспективе расступались перед ним. Кроме выбитых стекол, его взгляд никак не мог нащупать следы разрушения или деятельности армий Марго и Бориса. Как длинная жвачка тянулась цепочка стен и окон, то поднимаясь вверх, то опускаясь, пока не оборвалась черным дымящимся провалом на месте бывшего здания архива.

Носилки раскачивались, и Романову почудилось, что это и вправду его последний путь. Словно он провел здесь полжизни, и вот теперь город выпроваживает его, как надоедливого отдыхающего. Отдыхающий поистаскался, оставил в кабаках все отпускные, его тошнит от местных достопримечательностей, и он едва дотянул до даты, отпечатанной в билете. Хотя не было у Романова никакого билета, его тихо вынесли ногами вперед с черного хода клуба.

Они вышли на Миллионную, прошли два квартала и повернули в сторону реки. Судя по мелькающим теням, прохожих на улице было совсем мало. Медленно, шаг за шагом, он отпускал воспоминания о городе, и ему казалось, они взлетают над ним сигнальными ракетами, по которым его будет особенно легко найти под простыней. Романов прислушался к дыханию Беган-Богацкого — старик не просто устал, он надрывался.

— Давай передохнем, — зашептал Романов, стараясь не касаться простыни.

— Лежи, Митя, не шевелись — и отдохнешь, — весело ответил Макс. Беган-Богацкий лишь сильнее засопел.

— Старику дай отдохнуть…

— Але, вам помочь не надо? Вы кого несете? — раздался внезапный оклик.

Макс, судя по дернувшимся носилкам, обернулся и разглядывал преследователей, не переставая идти вперед.

— Внимание, приготовились к бегу на длинные дистанции, это не наши, — спокойно сказал он.

Беган-Богацкий навзрыд втянул воздух, носилки резко накренились, а потом Романова встряхнуло и стало нещадно болтать, как на детском аттракционе. Он растопырил ноги и еще сильнее вжался в носилки. Несколько раз сзади выстрелили в воздух, по асфальту загрохотали булыжники. Беган-Богацкий отчаянно всхлипывал. Очередной булыжник угодил в носилки, но Романов в оцепенении не мог двинуть рукой, чтобы сбросить его. Скачка продолжалась, колесо аттракциона делало новые круги. Где они бегут, Романов давно не понимал, он лишь старался держаться, чтобы не сбросило. Тени стремительно мелькали, и фильм на простыне сильно ускорили.

Неожиданно его швырнуло на землю. Рядом на колени упал Беган-Богацкий. Кашляя и скребя ногами, он пытался найти точку опоры.

Макс стоял около яростно цветущих кривоватых деревьев, согнувшись пополам, и тяжело дышал.

— Разбегаемся, — прохрипел Макс, — вставай.

— Как разбегаемся? — Романов поднялся с земли и отряхнул джинсы.

Беган-Богацкий продолжал тяжело дышать, стоя на четвереньках:

— Что вы со мной делаете, я же архивариус, а не марафонец. Вы меня чуть не убили. Вы видели, это же борисовские были?

— Убивать рано, — бодро отозвался Макс. — Марафон только начинается. Пошли.

Романов скомкал простыню и огляделся — их окружал небольшой яблоневый сад, огражденный чугунным забором, цветущие ветки едва скрывали их от нежелательных взглядов прохожих.

Совсем рядом кто-то пробежал по мостовой, звуки шагов рикошетом запрыгали рядом с ними, Романов замер с простыней в руках. Что-то затрещало и хриплый мегафонный голос объявил:

— …вступавшие в контакт с бывшим мэром Дмитрием Романовым и гражданином Максимом Шведом, виновными в преступлениях против города, обязаны явиться по адресу Прачечный переулок, дом двенадцать. Граждане…

Макс, не обращая внимания на голос, начал разбирать носилки. Он снял портьеру, вытащил две длинные алюминиевые трубы, которые они нашли в подсобке клуба, бережно достал зеркало, на котором Романов лежал все это время, и снова замотал зеркало в портьеру.

— План же сработал? — спросил Романов. — Мы выбрались из клуба, нас никто не узнал, зеркало с нами… Сейчас пойдем на вокзал, как ты хотел.

— Не пойдем. — Макс перекинул две петли через получившийся сверток. — Ты видел, как была одета толпа, которая пыталась проломить нам головы? И с каким усердием они за нами гнались?

— Нет, — сказал Романов.

— Это какие-то асоциальные элементы, — жалобно промычал Беган-Богацкий, потирая загривок.

— Какая разница, во что они одеты? — удивленно спросил Романов.

— Они были в синей заводской форме, со склада, новехонькой, — Макс взвалил зеркало на плечо. — Это значит, сам-знаешь-кто пошел ва-банк, и теперь план меняется, я иду на завод. Угол падения равен углу нападения, — он усмехнулся. — А вы можете двигать на вокзал, мои милые диссиденты.

Романов сел на землю и хмуро спросил:

— А что случилось, объясни? Какие-то люди пытались нас догнать — ну и что с того? Меня тут каждый день кто-то пытается догнать.

Макс искоса взглянул на часы, затем положил зеркало и присел на корточки перед Романовым:

— Чем ты отличаешься от других жителей этого города? — Макс кивнул в сторону Беган-Богацкого.

Романов молчал.

— Митя, ты мой человек. Мой, — Макс схватил его за шею и притянул к себе. — И эти ребята в синей заводской форме — тоже мои. Были. А я никому не дам распоряжаться моими людьми. Не кипятись, ты еще и мой талисман, уж не знаю почему, сам удивляюсь своей сентиментальности. Пока ты со мной, все будет хорошо.

Он потрепал Романова по щеке, легко встал, и проверил сверток с зеркалом.

— Я бы волновался за ваш рассудок, если бы не знал, что вас на завод не пустят, — Беган-Богацкий наконец отдышался и сел рядом с Романовым. — Как вы пройдете туда? Везде патрули.

— Патрули везде, но не всегда. В восемь вечера все соберутся на вокзале, читайте свежую прессу.

Романов вскочил:

— Постой, а как же мы?

Из-за угла снова зазвучал жестяной мегафонный голос:

— …рачечный, дом двенадцать. Лица с временной регистрацией, работники стекольного завода, не сообщившие о местонахождении преступников Романова и Шведа, будут высланы из города…

Макс взвалил сверток на плечо и скрылся.

Они немного подождали, прячась за белоснежными ветками. Романов, закипая от злости, понял, что продолжает про себя что-то доказывать Максу, приводить аргументы и даже упрашивать. Яблоневый цвет дурманил голову и тихо шептал — все хорошо, разве может что-то ужасное произойти, когда вокруг такая весна?

Романов тряхнул головой, они перебрались через чугунный забор и быстро пошли вниз по улице. Беган-Богацкий захромал и сразу стал отставать. Впереди зашумели женские голоса, Романов чертыхнулся и затащил Беган-Богацкого в ближайший подъезд. На лестничной площадке он подергал ручки дверей — одна из них поддалась, и они ввалились в полутемную прихожую, заставленную грязными сапогами. С антресолей угрожающе торчали рога велосипеда. Романов неудачно повернулся, и на них съехала стопка пустых картонных коробок, с треском попадали бамбуковые удилища и какой-то рыбацкий хлам. Беган-Богацкий зашипел, его белые пальцы, поворачивающие щеколду, светились в темноте. А перед лицом Романова подергивалась, дразня и раскачиваясь большая медная блесна. Но погони не было.