Стеклобой - Михаил Перловский

— Нет-нет, завтра будет последний поезд, — негромко сказал старик, не отрываясь от карты.

— Все-таки есть польза от твоего восточного друга, — усмехнулся Макс. — Значит, отправишься на вокзал, Митя.

— Скажи, стратег, если я правильно понял вас обоих, на меня в городе облава, так? Две армии охотятся, как я дойду? — Романов пытался набить себе цену в глазах Макса. — Меня и здесь-то найдут, наверное.

— Ну, тебе же надо на вокзал, — отозвался Макс, сделав ударение на слове «надо». — А двери дубовые, в любом случае у нас есть время, пока их вышибут.

— Я еще набросил засов, — добавил вдруг Романов.

— Умница, — снисходительно улыбнулся Макс, и тут Романову опять захотелось дать ему по морде.

— Итак, главное — доставить тебя на вокзал, а там разберешься.

— Стойте, — наконец оторвался от карты старик. — Дмитрию Сергеевичу там даже рядом нельзя появляться, — грустно сказал он и весь как-то осел, как не вовремя извлеченный из духовки бисквит. — Завтра на вокзале городской сход, они называют его «переделом». Предводители армий будут делить город на две половины, это вроде военного перемирия. Решено предотвратить надвигающееся гражданское противостояние. С каждой стороны ждут по сто самых влиятельных представителей.

— Кому об этом известно?

— Каждому жителю, я полагаю.

— А это означает, что они все будут там. — Макс почему-то широко улыбнулся. — Волшебное слово «передел» превратит наших скромных соседей в хищную стаю. Прекра-а-сно, — протянул он.

— Что же прекра-а-асного? — передразнил Романов.

— Им будет точно не до тебя. Тебя никто не заметит, тем более не подумает, что ты, идиот, решишься лезть в самую гущу. Живым ты туда и вправду вряд ли дойдешь, так что придется тебя укокошить заранее, — и Макс снисходительно улыбнулся.

Романов непонимающе уставился на Макса. Как всегда, тому удалось выставить его дошкольником, неспособным сложить слово из нескольких букв.

— Позже объясню. Бери зеркало, тащи за кулисы, там реквизиторская. До утра есть время, устроим урок труда. Степан Богданович, как у вас с физподготовкой?

Больше всего Романов боялся соскользнуть — носилки получились громоздкие, плоские, тело съезжало с них, как с ледяной горы, и он рефлекторно хватался руками за края.

— Лежи, — сказал Макс. — Не ерзай, покойничек. Пугаешь поминающих. — И добавил: — Как ты помнишь — можно загадывать все, кроме воскрешения.

Ящик Беган-Богацкого уперся ему под ребра и Романов схватил Макса за рукав.

— Митя, тебя надо убить, чтобы ты сыграл покойника? — строго спросил Макс, и Романов послушно вытянул руки вдоль тела.

— Степан Богданович, — шепотом спросил Романов. — А нельзя ли оставить этот чертов ящик здесь?

Беган-Богацкий, судя по яростному шороху, путался в белом докторском халате:

— Нет, это важнейшая часть нашего исследования!

Романов мысленно выругался.

Воцарилась тишина. Романов представил, что он и вправду умер, и сейчас его торжественно, на носилках, под белой простыней, понесут через весь город.

Макс с усмешкой сказал:

— В свой последний путь отправляется мэр Дмитрий Романов. Он хотел попасть в этот город всю жизнь, и вот он здесь. Он взлетел высоко, он вершил судьбы, миловал и казнил, а теперь лежит под простыней, ничтожный и успокоенный. Поминающие, займите места у носилок, процессия отправляется. Вокзал ждет.

Макс пинком распахнул дверь черного хода. Снаружи с тихим обиженным хлопком лопнула афиша с Мерлин Монро, и они вышли на улицу. Солнце высветило простыню, голубые тени медленно поплыли у Романова перед глазами. Как будто он попал в волшебный безопасный мир, где звуки были сглажены, предметы потеряли объем и форму, стали отражениями и тенями самих себя. А может быть, он остался в зале клуба, и простыня — это экран, на котором крутят фильм только для него одного. Про то, как он уезжает из города.

Макс с Беган-Богацким прошлись, приноравливаясь к своей ноше, и повернули за угол. Там звуки накинулись на них со всех сторон. Судя по грохоту, кто-то пытался взять штурмом соседний дом. Были слышны визжащие крики выдираемой фомками двери, переругивание наступающих и сиплый вой женщины: «Здесь его нет! Что вы делаете?!»

Романов в панике осознал, что они приближаются к источнику шума, вместо того чтобы ретироваться в переулки. Носилки опустились на землю.

— Проходите мимо! — одышливо сказал грубый голос.

— А что здесь происходит, уважаемый? — спросил Макс.

— А здесь, уфф, уважаемый, — произнес одышливый голос, — происходит штурм дома, в котором укрылся мерзавец, вор и враг всего города, бывший мэр Дмитрий Романов. Ничего, сейчас ребята автобусом дернут, за ушко да на солнышко.

Романов поежился.

— И как же вы узнали, что он там? — с вызовом спросил Беган-Богацкий.

— А вчера выследили — наши ребята его схватили, а он, как заяц, драпанул. Хорошо один из наших, бывший легкоатлет, так и то — еле успел увидеть, как он в эту дверь впрыгнул. Они все как бегать — первые. Ну Бориска сразу сюда — два отряда. Будем брать…

Романов с трудом совладал с желанием скатиться с носилок и рвануть подальше отсюда. Какого там Макс медлит, дипломат хренов? Рядом запыхтел двигателем автобус, от выхлопных газов запершило в горле. Раздались удары молотков — похоже, к двери приколачивали зацеп.

— Сам Бориска — вон он, на углу, в штабе. Хотите поговорить? Он у нас серьезный, за народ стеной! — восхищенно сказал голос. И с интересом спросил: — И кстати, вы кого это тут на носилках тащите с таким пиететом?

Макс рассеянно ответил:

— На завод. Женщина. Несчастный случай — трагическое соединение обстоятельств и высокого самомнения. Хотите посмотреть? Красавица при жизни была.

Романов, сжав зубы, услышал, как рука Макса сгребла простыню рядом с его головой.

Макс с издевкой прошептал:

— Видишь, как ты популярен среди народонаселения. Что, Митя, устроить тебе встречу с избирателем?

— Нет уж, — с сомнением ответил голос. — Слушайте, нам люди нужны, оставайтесь у нас, а? Мужики, але, Бориска там? В смысле, Борис Альфредыч? — крикнул он в сторону. — Пусть подойдет.

— Мы к заводу приписаны, — вежливо ответил Макс. — Торопиться надо, говорят, в восемь у баб слет на вокзале, позже не пройдешь.

Носилки поднялись, и Романов снова вцепился в края.

— Какой такой слет? — всполошился голос. — Не слет, а большой передел. Был же договор об общественных мероприятиях… Постойте, вы куда?

Голос с одышкой продолжал выкрикивать вслед:

— А то, мужики, к нам давайте! Лучше сейчас, потом всех под себя подомнем, но уж на других условиях.